Фомин Егор
ЛЕСТИНЦА
Пролог
Весело щебетали птицы. Летнее полуденное солнце нежно ласкало коротко стриженную голову молодого парня в камуфляже, сидящего на краю молочно-белой безупречно отполированной ступени.
За его спиной, с обеих сторон от поднимающейся вверх лестницы желтели камни развалин. Но они не были интересны парню в камуфляже. Он спал, свесив голову, и положив руки на автомат.
Испуганно вспорхнули птицы из кустов, окружавших полянку. И на лужайку, поросшую нежной травой и полевыми цветами, вывалился встрепанный запыхавшийся молодой человек, с горящими огнем глазами, спрятанными за стеклами очков.
— Пришел, наконец, — поднял голову парень в камуфляже, цепко подметив, что туго набитый рюкзак пришедшего, вздувающийся уродливым горбом, расползается по швам, — ну пойдем.
С этими словами он легко поднялся, закинул за спину ранец, поправил штык-нож, повесил автомат на шею и, положив на него руки, легко зашагал вверх.
— А вы, собственно, кто? — удивленно спросил молодой человек, тревожно поправляя очки и тяжело переводя дыхание.
— Кто положено, — бросил через плечо парень, продолжая подниматься, — идем-идем.
Человек в очках еще раз подоткнул их пальцем, поправил рюкзак и тяжело начал подниматься вверх.
1
Через деревню Большие Бугры идет лишь одна дорога, зато окрестные холмы, как это знают все деревенские, истоптаны тропинками. И только немногим известно про одну из них, которая не заканчивается в холмах, а вьется дальше на болота. Пытливого и упорного путника она проведет и дальше через самые топи, и подведет к подножию лестницы, что уходит в облака. Но в ясную погоду некоторые обладатели особо острого зрения могут увидеть, что она тонкой нитью тянется дальше в высь.
Ступени подножья молочно-белые неестественно нетронутые временем, широкой дугой опирались на землю. Они выглядели чуждыми траве, что росла рядом, и вообще всему этому миру. Пятую ступень перегораживали ворота, с обеих сторон к ним прижимались храмовые постройки, от которых начинался парапет вдоль всей обозримой лестницы. И ворота и постройки выглядели самыми что ни на есть обычными, целиком принадлежащими этому миру. Где-то в другом месте их отделка, может быть, и показалась бы великолепной, но здесь, по сравнению с чистыми идеально отполированными ступенями они выглядели излишне вычурно, и в то же время блекло. Может быть поэтому, бросались в глаза самые незначительные мелочи в отделке пристроек.
Совершенно невзирая на очевидную святость ступеней, с краю самой нижней вольно устроился человек средних лет. По его когда-то, пожалуй, даже утонченному, а теперь под глубокими застарелыми шрамами лицу трудно было определить происхождение и точный возраст владельца. Серебро висков, среди коротко и неровно стриженых темных волос, было сродни шрамам, а отнюдь не годам. Сапоги до колена, из плотной но мягкой кожи, подбитые железом, кожаная куртка, наручи и оплечья, рукоять меча над плечом, широкий пояс с двумя тяжелыми кинжалами, шесть метательных ножей на перевязи крест-накрест, окованное сталью копье в рост, которое не выпускала его жилистая сильная рука, также не выдавали в нем никого, кроме человека военного. Оставив дорожный мешок у ног, он откинулся назад, невзирая на распространенное убеждение, что спать на лестнице неудобно, и, прикрыв веки, спокойно дремал, убаюкиваемый жарким приполуденным солнцем.
Казалось, человек не слышал шума и гама, что разносились от обильной свиты местного государя. Для того было поставлено кресло на широкой лужайке перед ступенями, рядом невозмутимо застыли гвардейцы, вокруг шелестели пышными нарядами придворные, а перед ним гордо, но как-то обречено, стоял младший претендент на трон статный юноша среднего роста. Блистающий белизной плаща и золотым шитьем, он нервно сжимал левой рукой эфес тонкого дорого отделанного меча, и, поджимая губу, тронутую пушком юношеских усов, воротил взгляд голубых глаз от плакальщиц, что неуемно голосили у его ног:
— И на кого же ты нас покидаешь-то о-о-ой! И куда же ты от нас ухо-о-о-одишь то-о! Соколик-то ты наш я-а-а-асный! Солнышко-то наше све-е-е-етлое!..
И далее неизменно подробно описывались злоключения оставляемых на произвол судьбы.
Великолепие местного двора напрочь оттеняло другую группу, что собралась в заметном отдалении с краю. Эта группа напротив была составлена большей частью из дюжих мужиков, по всему — крестьян. Единственная среди них женщина, уже солидного возраста, уткнувшись в плечо мужа, тихонько плакала. А тот лишь вяло бормотал: