И потянулись города и веси. Итернир учился ходить по веревке, жонглировать шарами и булавами, ходить на руках и еще много чему.
— Внимание, внимание! — звенел его голос на улицах и площадях, — честные горожане, и нечестные жулики! Плуты и торговцы! Спешите видеть. Только раз только для вас и всех остальных!
Он прославился. Люди приходили посмотреть именно на него. Сначала на юношу, который умел складываться пополам. Потом на человека, который умел плясать на натянутом канате. Потом на человека с тысячью лиц. Его театр одного актера развлекал и простолюдинов и аристократов и собирал полные площади.
Итернир вновь отвлекся от мыслей и поглядел по сторонам. Крын безмятежно спал, гоняя храпом волны по воде. Ланс стирал одежду.
Вот настоящий воин, подумалось Итерниру. Если бы не он… Эх! Если бы среди его народа были такие воины. Если бы сам он был с ними тогда…
Итерниру вспомнилось, как он вернулся в родной город. Бродил по родным улицам, жмурясь от воспоминаний и солнца. Дойдя до рыночной площади, он уже готовился дать представление, но внезапно народ зашумел, подался в стороны и в центр вышел, пошатываясь от усталости изможденный человек. Его лицо пересекал глубокий шрам, а широкое платье с цветами княжества было изорвано и заляпано грязью. С удивлением и ужасом Итернир узнал в нем молодого княжича.
— Люди! — хриплым, надорванным голосом заговорил он, и вмиг затих гомон, — я говорю с вами. С теми, кто кормит эту страну и кем она живет и жива. С теми, кто и есть сама Пирения! Вы, пахари и пастухи. Вы, лесорубы и плотники, строители и гончары, скорняки и медники. На ваших плечах стояла и стоит эта страна. И сейчас я обращаюсь к вам, потому, что не к кому больше обратиться. И потому что вы на этой земле — всё!
Народ заволновался, но не перебил княжича.
— Вы все знаете, — махнул тот рукой и опасно покачнулся, знаете, что мы сдерживали врага на перевалах. Что он не мог ступить на эту землю. Не мою землю, не моей дружины и не моего покойного отца. Вашу землю! Но он разбил нас! И больше никто не может спасти эту страну, кроме вас. Кроме тех, кем она дышит и кем она крепка. Вы не воины, я это знаю. Но это ваша земля. И теперь только вы можете ее спасти!
Волна негодования пронеслась по толпе. Замелькали длинные горские кинжалы. Застучали по городу кузни. Кузнецы перековывали косы и вилы на пики и копья. Медники ладили нехитрые доспехи. Через три дня вышли ополченцы из города и на каждом перекрестке, в каждом селении вливались в их ряды новые люди. Простые люди. Готовые умереть за свою страну.
— Сынок! — обрадовался отец, когда увидел сына. На его голове сидел неказистый шлем, сбитый из медного таза, — как хорошо, сынок, что ты с нами!
— Ты что отец? — удивился Итернир, глядя на кинжал в почерневших от работы руках отца, — тоже воевать собрался?
— Конечно, — кивнул тот, — конечно, сынок. А как же иначе?
— Ты что отец? Разве ты воин?! Да они вас всех перережут, как свиней!
— Но одного-двух я заберу с собой на тот свет! — загорелся огонь в глазах под седеющими бровями, — нет им жизни на этой земле!
Итернир всегда с болью вспоминал этот эпизод. Ему было очень стыдно. Потому, что ушел. Посмеялся над пахарями и пастухами, собравшимися под знамена молодого княжича, и ушел.
А когда вернулся, когда вновь вырвался из круговерти представлений, городов и пыльных дорог, родного города уже не было. Были только руины. Омытые дождями, поросшие травой. В горах еще бился его народ за свободу родной земли, а на равнине стояли войска врага.
Того ухода, тех слов и того смеха Итернир себе не простил.
Он видел многие города и народы. Он видел горы и море. Он многое умел. Он устал от пыли дорог. Он считал, что всегда жил весело, и выглядел молодо, но теперь, когда на собственной шкуре испытал, где у человека находятся почки и печень, где сердце, он уже не говорил об этом.
Он всегда утверждал, что доволен своей жизнью, что он славно ее прожил. Он всегда говорил, что не жалеет о прожитой жизни, и говоря так, приговаривал, что не жалуется на судьбу. Но не мог обмануть даже себя.
Он любил свои сказки. И любил себя в них — всегда молодого и веселого.
Как и все остальные люди, жил своими сказками.
— Послушай, Ригг, — суетливо дергая ногами, окликнул принц, тебе не кажется, что мы не двигаемся?
— Как же это? — удивился охотник, обернувшись к принцу.
— Мы уже битый час плывем, — раздраженно и с трудом переводя дыхание сказал Кан-Тун, — а тот берег не приближается!
— То-то и я смотрю, — задумчиво ответил Ригг, перебирая руками в воде, чтобы удержаться, — думал — кажется. Ан нет.