Остальные так и не очнулись еще от забытья. Лежали точно так же, как повалились на землю ночью. Тяжелый сон.
Ноги болели так, что каждое движение отзывалось болью. Но он все же немного прошелся. Надо было разогреть мышцы, прогоняя боль. Сухая высокая трава тут же обняла ноги. Все-таки в лесу намного привычнее. Да лес и как-то проще, понятней. Все ясно — вот деревья, за ними — лес. А тут…
Что-то шевельнулось в траве перед ним. Мгновенно, нисколько не задумываясь, он наложил стрелу на тетиву и натянул лук. На слух он бил так же точно, как если бы видел цель. Поймал себя на том, что пальцы готовы спустить стрелу, и эта готовность ударить, не зная в кого, куда, его испугала. Промедлил. Что-то тяжелое, сильное и упругое метнулось навстречу, и мир погрузился во тьму.
Когда все пришли в себя, они были разоружены и надежно связаны. Перед ними стояло шестеро дородных крепких парней одетых в одинаковые белые длинные одежды, чьи щеки дышали свежестью и силой. Но самое удивительное было в том, что все они были похожи друг на друга, словно близнецы.
— А что такое? — задергался Итернир, проверяя надежность веревок, — а что случилось?
Парни молча смотрели, одинаково ухмыляясь и одинаково поигрывая одинаковыми дубинами. Здоровенными суковатыми дубинами. И от того, что в руках этих одинаковых парней они казались легче тростника, становилось гадко и безысходно.
— Нет, — не успокоился Итернир, пытаясь даже встать, и подражая непонятному акценту, — я таки требую объяснений!
— Хе-хе, — разом сказали все шестеро, — объяснения? Это счас!
После чего все одним рывком поставили каждого на ноги, а один даже забрал всю поклажу. После чего каждому досталось по одинаково убедительному тычку между лопаток, и они пошли.
Итернир несколько раз еще пытался добиться объяснений, причем главным образом возмущало, что его разбудили раньше, чем он выспался, но тычки между лопаток, достающиеся всем сразу, убедили не вмешиваться в вершение собственной судьбы.
Солнце не прошло и пятой части своего пути, как прямо впереди показалась небольшая рощица. Однако шли еще четверть дня, прежде чем заметно к ней приблизились. В этой неестественно ровной степи, верно оценить расстояние было практически невозможно.
Солнце добралось до зенита, когда стало ясно, что перед ними не роща, а селение, утопающее в зелени садов.
Все здесь было чисто и аккуратно. Аккуратно выбеленные одинаковые мазанки, крытые сухой травой, правда, удивительно длинные. Нигде не видно ни одного забора или ограды. Дорожки чисто выметены и ухожены. Но больше всего удивляли жители. Нельзя сказать, чтобы все были на одно лицо, но среди всего множества жителей можно было выделить лишь три-четыре разных лица, все остальные были практически неотличимой копией этих типов. При этом все были одинаково кареглазыми и темноволосыми. И все были одеты в длинные белые одежды, сильно напоминающие жреческие.
Поражала также и организованность жителей. Так возле одной мазанки дюжина дородных мужчин стирала белье, причем картина эта отнюдь не радовала разнообразием движений.
Возле другой мазанки полудюжина таких же дородных мужиков ощипывала птиц. Возле третьей такая же группа мяла какую-то волокнистую траву. Трудно было сказать, лен это был или что-то другое. Вот пять женщин, низко опустив головы, повели куда-то дюжины три детишек. Даже они не радовали разнообразием поведения. Бараны, ведомые пастухом, выглядели по сравнению с ними разбуянившимся стадом.
— Боги! — прошептал потрясенно Итернир, — куда я попал?
Меж тем их вели прямо по центральной улице, меж одинаковых домов, которые скоро раздались по сторонам, образуя идеально круглую площадь. И ни один из жителей этого странного селения, не повернул головы в их сторону. Все были заняты. И заняты не на шутку.
На площади их остановили. Сопровождающие, ни слова не говоря, застыли белыми изваяниями.
Однако, ничего не изменилось. Они просто стояли в центре площади, а внимания на них по-прежнему никто не обращал. Солнце все припекало и становилось очень неуютно.
Когда стоять стало совсем невмоготу, на идеально прямой улице показалась какая-то процессия. Она быстро приближалась и стало ясно, что это закрытый паланкин, несомый шестерыми молодцами, и окруженный дюжиной другой людей все в тех же ослепительно белых одеждах.