— Почему я должен отвечать вам? — жестко спросил принц.
— О-о! — опять улыбнулся тот, его слащавая снисходительная улыбка раздражала, — все очень просто, светлый принц. Взгляните направо.
К этому моменту они свернули с центральной улицы на боковую улочку. По правую руку на безупречно ровном плацу учились искусству боя с полсотни одинаковых молодых парней, пышущих здоровьем. Чуть поодаль, на точно таком же плацу, тренировались мальчики младших возрастов. Все было столь безукоризненно одинаковым, что бросало в дрожь.
— И что с того? — невозмутимо спросил принц, пораженный, на самом деле предъявленной боевой мощью.
— Ваши глаза поняли больше, чем сказали ваши губы, светлый принц, — поклонился жрец.
Кан-Тун ничего не ответил.
— Хорошо, светлый принц, — выждав паузу, заговорил жрец, — я вижу, сначала я сам должен кое-что рассказать. Много-много лет назад. Один очень молодой, но истовый жрец Лестницы решил сам узнать, что за тайны хранят ее белые ступени. С горсткой единомышленников он достиг этих мест. Преодолев множество опасностей и трудностей в слепом упоении гордыни. Однако, достигнув этих мест и убедившись в полной непроходимости Лестницы дальше, он был удостоен откровения. Сам высший бог, сам Гоеррен, открыл ему, что Лестница не просто путь к богам, но путь к их небесной обители. И боги, не желая, чтобы смертные в тщете своей их беспокоили, сделали Лестницу непроходимой для человека. Но гордыня смертных вновь и вновь гонит их вверх и заставляет именоваться Восходящими. И тогда сам Великий, сам верховный жрец, понял, что, если он достиг этих священных мест, то их могут достичь и другие смертные и даже больше, — в этом месте карие глаза жреца засияли безумием, а голос поднялся и задрожал, даже больше, светлый принц, подняться выше! И нарушить покой богов! И тогда решил Великий остаться здесь, чтобы охранять покой богов. Понял он, что боги в милости своей позволили ему достичь этих высот, чтобы он мог сторожить их покой. Потому всякий, кто достигнет этих мест, должен быть принесен в жертву!
Во время этой пламенной речи, принц все больше убеждался, что здесь путь будет закончен. Ощущение тяжелой безысходности овладевало им.
— Итак, светлый принц, — продолжил беседу жрец, когда огонь фанатика чуть угас в его глазах, — как вы и ваши спутники оказались здесь?
— Мы построили мост, — сухо бросил Кан-Тун.
— Как, мост? — ужаснулся жрец.
— Но теперь он разрушен и его не скоро построят вновь, поспешил утешить принц, без всякого, впрочем, участия.
— Хорошо, — кивнул головой жрец, — и неужели вы не видите в этом божественного провидения? Неужели падение моста не убедило вас в том, что боги не желают проникновения смертных на Лестницу?
Принц задумался. Жрец предупредительно держал паузу.
— Когда меня отправляли сюда, наверх, — неуверенно начал принц, — меня убеждали в том, что боги создали Лестницу, чтобы государи могли получить божье помазание на правление, поскольку лишь достойный может достичь ее вершины и вернуться. Теперь же я не знаю что и думать… Препятствия, которые нам пришлось преодолеть, действительно о многом должны были мне сказать. О боги! Как же я был слеп!
— Не вини себя, светлый принц, — усадил его на безупречно чистую лавочку жрец в тени живой изгороди, тщательно выстриженной, там, внизу, люди далеки от богов и не видят дальше собственного носа. Лишь здесь, рядом с ними, можно осознать что либо. Раскайся, светлый принц, проси прощения у богов, и может быть, простят они тебе твою гордыню и упорство.
Принц опустился на колени и начал молится всем богам сразу. Священный трепет овладел всем его существом. Он ощутил близость к богам и свою гордыню и тяжесть греха того, что шел против воли богов. Он искренне хотел искупить вину.
— Хорошо, светлый принц, — легонько поднял его с колен жрец, когда голос принца стал совсем не слышен, — встань. Я вижу, ты раскаялся. Я вижу, верховный бог, как бог разума может простить тебя, если откажешься ты от своей порочной цели, если принесешь себя самого в жертву богам. Слышишь ли ты меня и глас бога?
— Да, жрец у стопы Великого, — закивал принц, — я слышу вас, я слышу глас бога. Отдайте мое оружие, и я принесу себя в жертву.
— О нет, светлый принц, — улыбнулся жрец, и теперь улыбка показалась принцу понимающей и прощающей, слезы хлынули из его глаз, — ты не верно понял меня, мой принц, готов ли ты служить вечно покою богов? Готов ли ты остаться здесь и убить любого, кто посмеет нарушить их волю?