Все обошлось, хотя она и волновалась.
Домой Машенька вернулась тогда, когда мама уже была дома.
— А я звоню тебе, звоню, — встретила она свою дочь на пороге. — А потом слышу: твой мобильник в комнате трезвонит. Ты где была, Машенька?
— Гуляла.
— Обедала?
— Нет еще.
— Фу! А я так переволновалась, так переволновалась… А Даша где?
— Сказала, что поехала на озеро.
— Вот ведь негодница какая! А ты, доченька, следующий раз не уходи из дому без своего мобильника. Пожалуйста. — И посмотрела на Машеньку такими глазами, такими… страдающими, такими… жалкими, — что у Машеньки что-то внутри дрогнуло, и она едва не выдала своих намерений. — Ну, слава богу, — вздохнула Татьяна Андреевна с облегчением. — Давай обедать.
Остаток дня прошел без происшествий, хотя и дался Машеньке непросто. Она мысленно уже ехала в поезде, пересаживалась с одной электрички на другую, от районного городка Междугорска на автобусе добиралась до какого-то завода, на территории которого и располагался этот самый лагерь, где томился ее Юра. Дорога не казалась ей такой уж страшной, но… но в телепередачах о чрезвычайных происшествиях приводятся такие случаи, что волосы становятся дыбом: могут, например, просто так выбросить из поезда — подонков и отморозков хватает везде; могут схватить на дороге, увезти куда-то, изнасиловать и убить; могут, наконец, просто ограбить и тоже убить или искалечить. Как представишь себе все эти ужасы, да вспомнишь тот ужас, случившийся с самой не так уж и давно. Нет, лучше не представлять и не вспоминать, иначе остается лишь залезть под кровать и не высовывать оттуда носа. Надо верить, что все будет хорошо. При этом кое-что предусмотреть. Например, баллончик с каким-то ужасно едким перцем, подаренным ей Юрой… так, на всякий случай. Жаль, что она отказалась от электрошокера. Говорят, что им даже от медведя можно отбиться. Что еще? Еще она наденет на себя свой поношенный спортивный костюм и такие же кроссовки, на голову бейсболку, тоже весьма поношенную, под нее заправит свои роскошные волосы, которые так любил перебирать Юра, глаза прикроет зеркальными очками, лицо вымажет кремом, смешанным с соком подорожника (испробовано на раскопках от комаров), — получится что-то среднее между болезнью и неряшливостью, и налепит на подбородок и щеки всяких прыщей. Наконец, садиться надо всегда в первый вагон — поближе к милиции, не таращиться по сторонам, не привлекать ничьего внимания. Жаль, что Юра не послушался ее и не научил кое-каким приемчикам, а то бы и совсем было лучше некуда.
Итак, пораньше лечь спать, встать будто бы на утреннюю зарядку, с чего начинался каждый день на раскопках, и с чего она продолжала начинать день уже дома, рассовать по карманам куртки деньги, паспорт и билеты, и… Мама будет еще спать, Дашка — так вообще без задних ног, оставить на видном месте записку… Что еще? А больше ничего и не надо.
И Машенька, плотно поужинав, и, доставив тем самым маме огромное удовольствие, приняла на ночь теплый душ и забралась под одеяло. Однако уснуть смогла далеко не сразу. То Дашка, вернувшись с озера, шастала туда-сюда, то в доме напротив какой-то дурак выставил на подоконник динамики и включил дурацкую же музыку, из-за чего там долго шумели, приехала даже милиция, но когда там все стихло, все остальные звуки уже не казались такими уж громкими — и Машенька уснула, точно провалилась в бездну.
Она встала около шести. В квартире все спали. Умылась, оделась, в коридорчик на полочку положила пакет, сварила себе сладкий черный кофе. Выпила его, сунула под мамину кружку сложенную вчетверо записку и собралась уже уходить, когда зашлепали мамины шаги и сама мама вылепилась из полумрака, царящего в прихожей.
— Что это ты так рано? — спросила она, остановившись в дверях кухни и глядя на дочь с подозрением.
— Мам, я вчера так рано легла спать, что вот проснулась и. Пойду побегаю немного, погода-то хорошая. — смутилась Машенька, не привыкшая врать.
— Но ты уж далеко-то не бегай. А то мало ли что.
— Мамулечка, не беспокойся за меня. Я так быстро научилась в лагере бегать, что меня никто не догонит. Я даже соревнование на стометровке там выиграла. Правда-правда!
— Да нет, я ничего, — произнесла Татьяна Андреевна, оглядывая кухню и почему-то тоже с подозрением. — Ты долго-то там не бегай, — посоветовала она. И пояснила: — Мне спокойнее, когда ты на глазах.
— А Даша?
— А что Даша? Даша уже взрослая, сама должна отвечать за свои поступки.