— Вдвоем! — еще более решительно ответила Машенька и только после этого глянула снизу вверх на Теплякова.
— Да, хотелось бы. — не слишком уверенно поддержал ее Тепляков.
— Оно, конечно, можно бы записать вас как мужа и жену… А вдруг комиссия? Или еще что? Кому отвечать? То-то и оно, — продолжал гнуть свою линию надзиратель.
— Вы как-нибудь, — начал Тепляков. — А я, как только получу за квартал, так сразу же и расплачусь.
— Ой, да у меня с собой есть деньги! — воскликнула Машенька, схватила свою сумку и принялась торопливо дергать в ней молнию. Достав деньги, спросила неуверенно: — Десяти тысяч хватит? У меня больше нет.
Надзиратель хмыкнул, глянул вопросительно на Теплякова, но тот лишь переводил взгляд с Машеньки на надзирателя и обратно, не зная, на что решиться: взяток до сих пор ему давать не приходилось.
И надзиратель проворчал:
— Пяти хватит. — И добавил, оправдываясь: — Со старшим поделиться придется: мало ли что.
— Да вы берите, берите! — совала ему в руки деньги Машенька. — У меня обратный билет уже есть. Тут и ехать-то.
Надзиратель, приняв деньги, отсчитал пять тысяч, подумав, добавил еще одну, остальные положил на стол, пояснив:
— И коридорному надо дать, чтоб вам спокойней было. Что я, не понимаю, что ли? Все я понимаю: сам таким был. У самого трое — чуть постарше вас будут. Природу не обманешь.
Тепляков и Машенька уставились на него с недоверием: им казалось, что этот дядя всегда был таким, таким угрюмым, и ничего в его молодости похожего на любовь быть не могло.
— А у нас будет четверо: два мальчика и две девочки, — заявила Машенька и снова глянула вопросительно на Теплякова.
— Я не против и пятерых, — широко улыбнулся он, вспомнив, что когда-то Машенька настаивала на троих.
— Ну, дай вам, как говорится, бог, — тоже улыбнулся надзиратель, перестав быть похожим на Укутского. — Пошли, однако, а то моя смена кончается.
— А как же… — начал было Тепляков.
— В барак-то? А чего ты там не видал? Начальство твое знает, ужин вам принесут. Нынче не старые времена. Строгости имеются — куда ж без них? — но и понятие человеческое, так сказать, тоже соблюдается. Не для всех, само собой, а для тех, кто соответствует.
Комната на втором этаже, куда проводил их надзиратель, оказалась очень похожей на гостиницу: широкая деревянная кровать, туалет, душ с комплектом полотенец, маленькая кухонька с газовой плитой и холодильником, шкаф с посудой.
Машенька тут же принялась хозяйничать. Она достала из рюкзака апельсины, яблоки, виноград; в вакуумной упаковке колбасу и сыр, нарезанные тонкими дольками; булочки, йогурты, сливки, разовые пакетики с чаем, кофе и сахаром. Все это она раскладывала по тарелкам, слыша, как в душевой плещется вода, замирая в ожидании предстоящей ночи. Вдвоем и только вдвоем! Об этом она мечтала, кажется, с самого рождения, и поэтому все делала с медлительной, почти с ритуальной торжественностью, гордо оглядывая комнату, точно сюда должны слететься ангелы, чтобы засвидетельствовать ее, Машенькино, вступление в новую жизнь. Ей было и чуточку страшновато, и чуточку стыдно, но страх этот и стыд были такого рода, во что она стремилась погрузиться, чтобы познать настоящее счастье, которое без этого невозможно. Сделав что-то, она вдруг замирала в изумлении, пытаясь что-то понять и во что-то поверить: вот она, Машенька, вот эта комната, еще час назад ей совсем неизвестная, в душевой плещется вода и фыркает ее Юрочка, — и все это реальность, а не сон, и все это состоялось и продолжает длиться исключительно потому, что она решилась, несмотря ни на что, приехать сюда, приехать за своим счастьем.
Эпилог
Был тихий майский вечер, наполненный медовыми запахами свежей листвы и травы, согретой солнцем сосновой хвои и смолы. Запахи эти особенно густы после недавней грозы и дождя. В прозрачной голубизне неба уплывали на север последние разрозненные облака. Низко, почти над самой травой, с громким щебетанием стремительно проносились стаи ласточек, то взмывая к вершинам деревьев, то падая вниз, радуясь теплу и обилию мошкары, поднявшейся в воздух.
На заводе машин и механизмов для коммунального хозяйства только что закончился рабочий день, из проходной молчаливым потоком валил народ, направляясь к остановке трамвая и автобуса.
Геннадий Артурович Дименский миновал только что проходную. Некоторое время он наблюдал, как народ заполняет только что подошедший трамвай, и решил, что имеет полное право никуда не спешить и вместе с немногими заводчанами пройтись пешком через лесопарк, подышать свежим воздухом и размяться. Он свернул на асфальтированную дорожку и пошагал вдоль длинного железобетонного забора, за которым разместился завод, где он числится научным консультантом при конструкторском бюро. Его обогнал рослый мужчина в легкой куртке. Им навстречу шла молодая женщина, очень похожая на девочку. Она катила перед собою широкую детскую коляску, в каких возят двойняшек, широко и радостно улыбаясь подходившему к ней мужчине. Вот они встретились, мужчина приобнял женщину за плечи, поцеловал ее в губы и оглянулся, проверяя, не слишком ли много народу наблюдает их встречу.