– Но разве так трудно построить ковчег? – недоумевает Вальтер.
Действительно, ведь ему удавалось сделать кораблик из коры за какую–то пару часов.
– Папа не очень хороший плотник, – отвечает Хильда.
– Не скажи! – кричит из комнаты Грета, которая, наверное, напряжённо прислушивалась к их разговору. – Буратин–то у него строгать получалось очень хорошо!
– Тварь! – шепчет Хильда.
– Папа был кукольник? – удивляется Вальтер. – Ты никогда не говорила, ма…
– О, да! – не унимается старуха. – Он был великий кукольник и волшебник! Умел появиться ниоткуда, выстрогать куклу и исчезнуть никуда!
– Не слушай бабушку, сынок! – отвечает Хильда громко, чтобы старуха её слышала. – У неё от сырости мозги совсем прокисли и заплесневели!
Вальтер представляет, как из ниоткуда, прямо из воздуха появляется папа в чёрном плаще, расшитом золотыми звёздами, и таком же колпаке. Именно такой волшебник был на картинке, которую мальчик когда–то давно собирал из кубиков. В одной руке у волшебника большое полено, в другой – волшебный рубанок. Несколькими быстрыми движениями рубанка он превращает полено в длинноносого Буратино и растворяется в воздухе. А деревянная кукла с тихим «плюх!» падает в воду и плывёт от их холма туда, где был городок, а теперь только сиротливо торчит шпиль часовой башни. А бесконечные дождевые капли стучат и стучат по деревянному тельцу.
Вальтер на минуту приходит в себя и слышит ругань. Мама ушла в комнату, и там они с бабушкой сцепились в клокочущей и бурлящей ссоре. Вальтер давно привык к их ссорам и перестал каждый раз огорчаться, когда начинается ругань. Теперь он даже рад бывает, что громкие звуки заглушают мерный и заунывный шум дождя.
Раньше они тоже ссорились, но тогда у них было на это гораздо меньше свободного времени, потому что маме приходилось работать, и дома она появлялась только к вечеру и такая усталая, что ей не очень хотелось распаляться на бабушкины колкости. Да и старая Грета была тогда посмирней и поласковей, даже с ним, с Вальтером.
Мальчик снова представляет себе деревянную куклу, которая медленно плывёт под дождём. Вот она доплыла до шпиля часовой башни, сделала круг и плывёт дальше, туда, где на таком же высоком холме стоит церковь.
А интересно, если он, Вальтер, тоже кукла, которую выстрогал папа, значит он тоже может плавать?.. То есть, он может прыгнуть с холма в воду и поплыть?..
А ещё интересно, почему мама и Грета никогда не спрашивают друг у друга про церковь на холме. Ведь могла же Грета сказать:
– Как думаешь, Хильда, наверняка ведь кто–нибудь спасся от дождя и сидит сейчас в церкви?
А Хильда ответила бы:
– Думаю, что уж пастор–то наш точно уцелел, потому что он безгрешный.
А Грета тогда:
– Так ты бы, дочка, взяла бы лодку–то, да сплавала бы туда, что ли.
А Хильда ей:
– И то правда, матушка! Как же это я сама не додумалась до такой простой вещи!
А Грета:
– Да ты сроду сама ни до чего не додумывалась, кроме как ноги раздвигать! Весь Манц только тем и занят был, что считал мужиков, которые через тебя прошли!
– Ах ты ж, надо же! – ярится Хильда. – Тебе ли меня мужчинами–то попрекать, кочерёжка ты старая! Ты себя вспомни, как ты при живом–то муже…
Вальтер затыкает пальцами уши и идёт на крыльцо. Его некому остановить, потому что женщины заняты подсчетом мужчин. Вальтер точно знает, что математику они обе никогда не любили, но всегда охотно и с азартом считали деньги и мужчин друг друга.
Он застывает под навесом, вглядываясь в пелену дождя, который здесь шумит так, что не слышно собственного голоса.
– Ух ты! – произносит мальчик, чтобы убедиться в этом. И кричит: – Ух ты–ы–ы!
И действительно: перекричать дождь ему не под силу.
– Вот он я! – говорит Вальтер, обращаясь к дождю. – Вот, ты можешь меня смыть. Наверное, я последний оставшийся в живых грех, и если ты смоешь меня, то перестанешь идти, да?
Дождь не отвечает. Он равнодушно заливает мир. Наверное, он поставил себе целью за этот день скрыть, наконец, под водой торчащий шпиль часовой башни.
Холм, который едва виден вдалеке, за мутной серой стеной, кажется чуть выше, чем тот, на котором стоит их дом. Виднеется в полумраке церковь, которая, однако, отсюда выглядит совсем необитаемой.
Вальтер слабо представляет себе, что случилось с их маленьким городком. Из разговоров матери и бабушки он знает только, что по их мнению прорвало плотину и в одночасье затопило Манц, так что спастись, похоже, никто не успел. Это после того, как дождь лил целую неделю, как из ведра. Однажды утром Хильда выглянула в окно и воскликнула: «Бог ты мой! А где же Манц?!»