– Что ж его никто не хоронит? – удивился как–то он в разговоре с Верой Семёновной.
– А некому, – отвечала та его удивлению. – Он ведь один был, как перст. Сирота и бобыль. Навроде меня. Меня ведь тоже… – на глаза соседки навернулась жалостливая слеза, – меня ведь тоже некому будет схоронить, если что.
Это было плохо. Он представил, какой запах будет идти по площадке из соседней квартиры, и ему заранее стало дурно. Впрочем, он тут же успокоил себя мыслью, что пустых квартир в доме много, так что поменять место жительства не проблема.
«А адрес как же? – подумал в следующий момент. – Адрес–то переменится, а никто и знать не будет. Как я буду письма получать? Из управляющей компании…»
Через день опустела тридцать восьмая.
– Вы все тут умлёте, – сказал её пятилетний жилец, спускаясь по лестнице вслед за матерью.
– Не болтай чепухи, милый! – пожурила его мать.
– Почему же это мы умрём? – спросил он.
– Не обращайте на него внимания, что вы, – успокоила тридцать восьмая. – Ребёнок же.
– Все, все умлёте, – настырно повторил мальчик и заревел, потому что мать шлёпнула его по губам.
– Извините, – сказала она и бессильно пожала плечами. – Измучились мы уже с ним. Гиперактивные дети…
– А почему вы уезжаете? – поинтересовался он.
– На Кубань уезжаем, к матери мужа.
– А квартира как же? – не отставал он, в надежде выведать причину бегства.
– А что квартира… Не до квартиры тут… Вы что же, газет совсем не читаете?
Вернувшись к себе он бросился к толстой пачке газет, сдул с них пыль и принялся перекапывать, просматривая самые броские заголовки.
Оказалось, однако, что газет он давно уже не получал – с прошлого года. Забыл выписать. Впрочем, они ему как–то и не нужны были.
«Плохо, – подумал он. – Теперь вот понадобились, а нет. Надо будет обязательно выписать на будущий год. Вот только с новым адресом определюсь».
Однажды внезапно перестал работать лифт. Водопроводные краны лихорадило, они тряслись и гудели, но испускали только воздух – так отлетали, наверное, на небеса их никелированные души. Электричества не было уже дня два или три. Перестали приходить счета из управляющей компании. Последнее было ему на руку, поскольку теперь он свободно мог поменять адрес жительства.
Оставшиеся четыре квартиры держались долго – почти две недели. Даже Вера Семёновна удивилась:
– Затишье какое–то, – произнесла таинственным шёпотом. – Или уже закрылся…
– Кто закрылся? – холодея спросил он.
Она удивлённо воззрилась на него, откинув голову и недоверчиво скривив губы.
– Вы не прикидываетесь? – спросила на всякий случай.
– Да нет, – отвечал он.
– Хм…
– А что происходит–то? Кто закрылся?
– Господи, твоя власть! – воскликнула Вера Семёновна. – Святой человек!
И зарыдала, и удалилась к себе.
А двухнедельное затишье кончилось в тот же день. Вечером опустели двенадцатая и сороковая. Жильцы уходили по лестнице молча. Двенадцатая торжественно и строго несла старенький холодильник. Сороковая столь же торжественно и хмуро несла на носилках старенькую бабушку. На его вопросы они не отвечали.
Ещё через два дня к нему постучалась Вера Семёновна. В руке у неё был небольшой чемодан.
– Что? – спросил он. – И вы туда же?
– Нет, я в другую сторону, – скорбно покачала головой соседка. – Идёте со мной?
– Куда?
– Куда глаза глядят.
– Нет, – он обвёл взглядом площадку, замершие электросчётчики, незакрытые двери. – Нет. Капитан последним покидает тонущее судно. Или идёт на дно вместе с ним.
– Святой человек! – повторила Вера Семёновна давешнее своё определение. – Ну что ж, прощайте тогда. Не поминайте лихом. И… и простите нас всех!
– Да ладно, – торжественно отвечал он. – Я буду ждать вас. Я буду ждать вас, и вы обязательно вернётесь.
– Я бы и не уходила, – всплакнула Вера Семёновна. – Но что ж теперь поделаешь, раз всё так сложилось…
– Да, – он коснулся её плеча. – Я не виню вас.
Она кивнула и ушла. Он проводил взглядом её скорбный силуэт, медленно спускающийся по лестнице, и закрыл дверь…
Теперь ежедневный обход дома стал для него процедурой рискованной, таинственной и непередаваемо волнующей. Опустев, дом жил своей собственной жизнью, которой он очень скоро нашёл подходящее название – пустота.
Поскрипывали двери, то и дело слышались на лестницах чьи–то шаги и подкашливание или хлопки шлёпанцев о пятки, ни с того ни с сего гудел лифт или вдруг принимался петь кран в квартире умершего пьяницы. А иногда являлось эхо, и тогда ему было с кем поговорить.