– Да? – она недоверчиво дёрнула бровью, явно не ожидая такого ответа. – И что же?
– Но ведь вы тоже знаете? – улыбнулся Иона.
– Конечно, – она зябко поёжилась. – Но я хочу, чтобы вы сказали. Может, вы знаете не то, что я.
– Тогда то, что знает один из нас – ещё не самое ужасное в нашем положении, если то, что самое ужасное – знает другой.
– Чего? – она недоумевала и бросала на него странные взгляды.
В их разговор вмешался Профессор:
– Вы хотите сказать, что не может быть двух равно ужасных вещей? – обратился он к Ионе.
– Не хочу, – покачал головой тот. – Не хочу я ничего говорить. Оставьте меня в покое.
– Но мы должны выяснить, – вмешался Маньяк. – Выяснить, чтобы из двух ужасных вещей выбрать менее ужасную.
– А надо ли? – нетерпеливо отозвался Иона. – Почему обязательно надо выбирать из двух зол?
– Выбирать всегда надо, – возник тихий голос Клеща. – Всегда. Быть или не быть – вот в чём вопрос. И в этом – высшая точка человеческой свободы. Именно поэтому Бог всегда предоставляет выбор; Бог есть свобода.
Иона вернулся на своё место, демонстративно не глядя на эту троицу.
«Свобода?.. И было слово к нему вторично: встань, иди в Ниневию, город великий… я повелел тебе. И встал он и пошёл в Ниневию… И устроил так, что на другой день при появлении зари червь подточил растение, и оно засохло… Свобода…»
За окном наконец–то начался дождь. Он быстро исчиркал окно неровными линиями и зигзагами, а ветер прилепил к стеклу оторванный где–то жёлто–бурый тополиный лист.
– Скажите мне, – возник у самого уха Ионы шелест Чахоточного. – Скажите, что́ вы знаете?
– Ничего, – пожал плечами Иона. – Я ничего не знаю. Совсем.
– Но вы верите, что мы выберемся?
– Откуда?
– Из этого трамвая.
Иона задумался.
– Трамвай не может быть бесконечным, – не дождавшись, ответил за него Профессор. – Любой трамвай обязательно конечен, даже если в нём два, три, четыре вагона… да сколько угодно вагонов. Поэтому и наше пребывание в трамвае не может быть бесконечным. А значит, мы рано или поздно…
– Да, да, – нетерпеливо кивнул ему Чахоточный, не дослушав, – всё так, я согласен. Но я хотел бы услышать ответ уважаемого клошара.
Однако Иона ответить не успел. Трамвай вдруг остановился. Резко, буквально в одно мгновенье, так, что все стоячие места едва не повалились на пол, в том числе и Иона.
– Приехали, – дрожащим голосом произнёс Чахоточный.
– Да нет – просто провода кончились, – Маньяк указал на контактный провод, который действительно обрывался – заканчивался на ближайшем столбе.
Наступила тишина. Пассажиры, кажется, даже дышать перестали. Они не дышали, не двигались, не моргали, и лица их не выражали ничего, и глаза неотрывно и обречённо уставились в одну точку – в ту, на которой застала взгляд остановка вагона. И только чавкающие звуки целующихся на задней площадке нарушали гробовую тишину. Им–то точно было всё равно.
«Я бы не удивился, если бы на самом деле их всех и не было вовсе, – подумал Иона. – В смысле – людей. Если бы все они оказались манекенами. Нет, не удивился бы. А эти двое, кажется, самые живые среди нас. Хотя и мертвы давно…»
Вспугнув тишину, скрежеща, пошли в стороны двери; и это было так неожиданно, что все вздрогнули, а кто–то из женщин охнул и сказал «Я отсюда ни за что не выйду!» Пахнуло внутрь салона осенней свежестью, густо настоянной на заводском зловонии.
За раскрывшимися дверьми трамвая замерли, как конвульсивно разжатые огромные челюсти, массивные и ржавые створки ворот, не оставив между собой и вагоном ни малейшего зазора, отрезав пассажирам пути к отступлению или бегству. На огромном полусгнившем щите над воротами значилось: «Завод органоминеральных удобрений». Покосившийся бетонный забор, обтянутый поверху колючей проволокой, окружал пустынную территорию и несколько полуразрушенных строений с выбитыми окнами.
– Не совсем цемзавод, однако, – покосился Профессор на Юдифь.
Та проигнорировала его замечание.
– Что–то не хочется мне выходить отсюда, – сказал Кот. – Я, наверное, поеду вкруговую.
– Не поедете, – разочаровал его Маньяк. – Провода–то кончились, забыли?
– Я подожду, пока их восстановят, – не сдавался Кот. – В конце концов, просто пересяду на другой трамвай. Ведь не единственный же это вагон одиннадцатого маршрута. Рано или поздно пойдёт обратный.
– Не пересядете, – прошелестел Чахоточный. – Это трамвай без права пересадки.
– В каком смысле? – опешил Кот. – Что вы городите?!
– Он прав, – мрачно подтвердила Юдифь. – Это и есть самое ужасное. – И обратилась к Ионе: – Так?