На случай надобности в гонце кто–нибудь из мальчиков постоянно «дежурит» вблизи монастыря. Луга здесь для выпаса коз или коров отменные, сочные, и хотя лежат они далековато от Лавижи, однако Марку, сын столяра Рамона Валдейру, или Пакито–сирота, живущий с бабушкой Исабель, или Жоржи, чья хромота нисколько не мешает ему состязаться в скорости с самыми быстрыми отроками, или Амадеу, внук прорицательницы Мариситы, или же кто–нибудь ещё из Лавижской детворы чуть не каждый день появляется в пределах видимости. Такое рвение мальчишек понятно: сбегать по поручению матушки Ортис – это куда интересней, чем лежать на солнцепёке, жуя травинку, зевать да покрикивать на коров (на которых, скажем честно, мальчишеские строгости не производят никакого впечатления, потому что коровы в Лавиже мнения о себе придерживаются достаточно высокого).
Дежурство подле монастыря имеет для мальчишек и ещё одно неоспоримое преимущество: в час обеда ворота непременно откроются и кто–нибудь из монахинь выйдет на луг, держа в руках корзинку, накрытую чистой тряпицей. А в корзинке – кусок ещё теплой ноздреватой сопы, пара варёных клубней маниока под зелёным соусом, румяное куриное крылышко и сосуд с мате или лимонадом. Бывает и такое, что в фунтике со свекольными цукатами или жареной кукурузой обнаружится вдруг монетка в один, а то и в два песо.
– Храни тебя Господь и Пресвятая Дева, Пакито, – скажет монахиня, перекрестив мальчугана, который уже тормошит с горящими глазами корзинку. И грустно улыбнётся – то ли его азартному лицу, то ли своим мыслям, и пойдёт неспешно обратно к монастырским воротам, сложив руки на животе, чуть склонив голову и шепча молитвы.
И вот, наступает однажды великий день, когда монахиня выходит из монастырских ворот в неурочный – в не–обеденный – час и торопливо семенит к изнывающему от жары и безделья Маноло, сыну пастуха Инасио, и знакомой корзинки в руках у неё нет.
Моментально всё понявший Маноло тут же вскакивает и бросается навстречу с радостной улыбкой до ушей.
– Не ходите, – кричит он. – Стойте, я уже бегу.
И конечно: что такое пробежать сотню метров отроку, который способен домчать до небес!
– Письмо или гостинец? – спрашивает он, подбежав и даже не успев запыхаться.
Монахиня, сестра Аньес, первым делом вкладывает в тёплую ладошку Маноло гуавовый леденец. А потом вручает ему письмо матушки–настоятельницы и небольшой холщовый мешочек.
– И то и другое, – строго произносит она. Сестра Аньес придерживается того мнения, что с мальчишками лишняя строгость не повредит. И хотя всегда радостную и отзывчивую душу Маноло она знает достаточно хорошо, однако смотрит на него сейчас с суровостью (наигранность которой, конечно, не обманула бы взрослого, но для мальчишки – сойдёт).
– Ага, – радостно кивает Маноло и суёт в рот леденец.
– Найдёшь там святую Тересу, – наставляет его сестра Аньес. – На словах передашь пожелания вечной благодати и милости Божьей. Не забудь поцеловать руку и испросить благословения. Ответа на письмо можешь не дожидаться. Беги. И во имя всего святого, не задерживайся у водопадов Аскеоке!
Маноло снова кивает, укладывает почту в котомку, которую перебросил через плечо, прежде чем устремиться навстречу сестре Аньес, и срывается с места.
Уже отбежав на десяток шагов, он останавливается и обернувшись к сестре, которая как раз осеняла его спину крестом, машет рукой и кричит:
– Я быстро.
Никто не знает, как дети попадают на небеса, но ведь известно же: эти мальчишки такие пролазы! Вот уже триста лет они хранят свою тайну, передавая её из уст в уста, от старшего к младшему, и начисто забывая, едва им стукнет шестнадцать. Говорят, лестница на небеса расположена где–то неподалёку от Вижья–ду–Монтейру, высоко в горах Монте—Вильяно, на одном из пиков. Но это только говорят, а наверняка никто не знает. Кроме мальчишек, конечно, но эти свою тайну хранят на удивление строго.
Мать–настоятельница с молитвой провожает Маноло взглядом из окна своего рабочего кабинета. Она просит Бога хранить мальчика на долгом пути через коварные перевалы Монте—Вильяно. А всеблагой Господь смотрит с непостижимой высоты, как мелькают чёрные пятки Маноло и с улыбкой качает головой.
Так уж сложилось, что отношения мадам Ортис с Богородицей всегда были особенно доверительны. Разумеется, эти связи никогда не шли и не идут в ущерб отношениям со святой покровительницей Тересой, отнюдь – просто аббатиса с самого раннего детства питала к Богородице особую привязанность, да и Пресвятая Дева в свою очередь тоже выделяла тогда ещё девочку Аделаиду в ряду её сверстниц – за тихую любовь к Богу, пытливый ум и особую, какую–то совсем не детскую доброту. И незримо покровительствовала ей до того самого дня, как сеньора Ортис приняла постриг, вверив себя заботам святой Тересы.