Чикайя сбавил темп и наконец остановился. Мятежник продолжал невозмутимо приближаться. У него был вид человека, совершающего запланированные действия. Чикайя спросил у Посредника сигнатуру врага. Определить ее Посредник не смог, но корабль услужливо начертал имя противника поперек его лица: Зелман.
Чикайя задержал дыхание и приветливо обратился к бунтовщику:
― Поговори со мной. Скажи, что тебе надо.
Зелман молча шел навстречу. Его лицо было обезображено даже сильнее, чем у Сантуша. Вдоль носа тянулась алая полоса, под глазницей набухал огромный синяк. Четверо спутников Зелмана были так же изуродованы. Если такие повреждения они получили в драке между собой, оставалось предположить, что изначальная группа злоумышленников развалилась еще много недель назад.
И вдруг Чикайя понял. Зелман не скрывал своей сигнатуры, показывая враждебные намерения, не отзывал ее, пытаясь скрыть свою личность. У него вообще не было сигнатуры. И Посредника, чтобы ее переслать. У него не было экзоличности. У него не было даже кваспа. Мятежники воспользовались каким-то чрезвычайно грубым хирургическим инструментом и вырвали друг другу цифровые мозги.
― Поговори со мной, я подберу перевод! — крикнул Чикайя. — У нас в базе все старые языки!
Он и не ожидал, что его слова будут поняты, но пытался спровоцировать противника хоть на какой-то ответ. Если Зелман вообще сохранил дар речи.
Чикайя не помнил, сколько процентов нервной ткани Homo sapiens обеспечивает базовую функциональность. Тела риндлеровского типа обычно сохраняли про запас много нейронов, поскольку точное распределение обязанностей между центральной нервной системой и цифровыми модулями от культуры к культуре разнилось. Он полагал, что даже этого резерва в норме не хватит, чтобы вместить информационный эквивалент предкового мозга, но при аккуратной переделке и оптимизации это могло оказаться возможным.
Когда расстояние между ними сократилось до десяти-двенадцати метров, Зелман остановился и открыл рот. Полился сплошной поток звуков. Чикайя не мог даже разобрать отдельные слова, его ухо не привыкло к самостоятельной дешифровке чужой речи. Впервые в жизни он начинал беседу с незнакомцем, не располагая предварительно согласованными парой Посредников протоколами, этими мостиками, перекинутыми через межличностную пропасть. Но спустя пару мгновений после того, как фраза перестала звучать, он вспомнил, как это делается, выделил ключевые звуки и расшифровал высказывание.
― Поворачивайся и проваливай, или я тебя в котлету изобью.
Чикайя ответил на том же языке, отчаянно надеясь, что его поймут. Посредник проследил этимологию слов Зелмана вплоть до давно вымершего земного языка двадцать третьего стандартного столетия, но корректировки, приводящие словарь в соответствие с вариациями, развившимися в течение тысячелетий в оторванных от мира общинах носителей языка, приходилось вносить буквально на лету.
― А иначе что? Ну хорошо, я повернусь и уйду, чтобы сгореть вместе с кораблем?
— Если разработчики согласятся отвести корабль от Барьера, — ответил Зелман, — никто не сгорит.
Чикайя пожал плечами.
― Для нас сбежать и сгореть — одно и то же. Все, что нас удерживает здесь — доступ к Барьеру. Любой выбор нас его лишит. Можете вышвырнуть нас отсюда хоть на Землю. Можете разбивать наши головы дубинками по одной. Сотрудничества вы от нас не добьетесь. Никогда.
― Но ты избавишь себя от боли, — сказал Зелман. — Или от хаоса, если боль тебе нипочем.
Он сделал еще шаг и воздел свою палицу. Чикайя не был мастером боевых искусств, поэтому препоручил все проблемы экзоличности и остался безучастно наблюдать за происходящим. В конце концов он обнаружил, что стоит, попирая ногой шею распростертого поперек аллеи Зелмана, и держит отнятую у того железяку.
― Это был не ты! — прошипел полузадушенный Зелман. — Ты, бескровный червячишко!
― Ой, — сказал Чикайя. — Ты заметил? Молодец.
Четверка товарищей Зелмана подступала. Двое несли горшки с какими-то растениями. Оружие это встревожило Чикайю не столько размерами, сколько нелепостью.
― Не надо, — предупредил он. — Все это бесполезно. Как бы ни были вы на нас обижены, мы бы дали вам слово.
― Мы мирно изложили свои доводы, — пропыхтел Зелман. — Несколько часов назад.
― Какие доводы? Эволюционный императив, война за свою территорию? Напомню, мы потеряли две тысячи звездных систем, а вы еще не потеряли ни одного корабля.
― Так ты думал, мы останемся сидеть сложа руки и наблюдать? После того, как вы предали интересы собственного биовида и уничтожаете остатки человечества?
Чикайя меж тем пытался понять, откуда взялись мятежники. Чтобы сойти за обычных путешественников, они, наверное, перекодировали себя для работы под прикрытием в кваспах и биологических мозгах одновременно, как троянские вирусы. Неприятно, должно быть, было им лежать в засаде и, ничего не предпринимая, наблюдать, как действуют вторые половинки. Эти нейроконструкты, скорее всего, и не понимали большей части, а то и всего сказанного вокруг — даже если слова срывались с их
―
―
> Изначально да. Но его переделали.
> Среди веществ, выделяемых листьями и стволом, нет ничего потенциально опасного.
> О корнях у меня сведений нет.
―
―
―