Они посоветовались с библиокомплектом и в конце концов пришли к разумному компромиссу. Для этого они развернули поперек потока полотнище, достаточно крепкое, чтобы сдержать течения вендеков. Точная геометрия полотнища зависела от местной погоды, но вместо того, чтобы кодировать какую-то информацию его местоположением, они заставили степень прозрачности полотна для домовых меняться от одного состояния к другому так, что вспышками, как подъемами затвора, высвечивались простые числа.
Воздушный цветок уплыл прочь, сигнал его не заинтересовал. Они могли только гадать, пыталось ли «растение» по-своему ответить им, но если существо это создало сигнальный слой в чужеродном окружении на отмелях Той Стороны, намереваясь привлечь внимание существ из иного, даже более странного, измерения, с какой стати ему оставаться равнодушным, когда другая версия того же сообщения внезапно возникла прямо перед ним?
Возможно, к домовым цветок был абсолютно слеп. Здесь они представлялись разумной основой восприятия любого рода, но воздушные цветы могли эволюционировать в нынешнюю форму еще до их возникновения. В этом случае, займись они прояснением истинных механизмов сенсорики существа, на это ушли бы месяцы кропотливой работы.
Чикайя попросил библиокомплект прокрутить симуляции известных видов планковских червей, взаимодействующих с остовом пчелиных сот. Пока он обдумывал следующее задание, комплект вынес приговор: чисто статистически черви уже наверняка отыскали мутацию, позволившую им прогрызть и это препятствие. Как только им это удалось, они вполне могли бы приступить к заражению Яркости ближнесторонней физикой, распутывая нити замысловатых вендекогобеленов и преобразуя бескрайнее море в бесплодную пустыню однородной физики.
Библиокомплект пока не нашел способа справиться с этой угрозой, но одну возможность уже изучал. Представлялось целесообразным превратить всю область в некий аналог деготной ямы, достаточно глубокой и топкой, чтобы все разновидности планковских червей бесповоротно увязали в ней. Черви служили цепями распространения корреляций с обычным вакуумом, но не любое взаимодействие с ними влекло декогеренцию. Сотовые вендеки уже в какой-то степени научились противостоять ранним видам захватчиков, и достаточно разнообразная популяция — если понадобится, даже специально выведенная, — могла бы в принципе одолеть всех червей тем же манером.
И не только их, но и каждого естественного обитателя Яркости.
― Ты пожертвуешь всем этим, — спросил он у Мариамы, — чтобы спасти то, что скрывается глубже?
― Когда мы узнаем в десять раз больше, — сказала она, — спросишь меня об этом снова.
Чикайя покачал головой.
― Этот ответ применим всегда. В том числе и когда не будет уже никакой разницы.
В симуляциях библиокомплекта было много темных мест, но риск все же можно было оценить количественно. В течение следующих нескольких дней корабельного времени он перестанет быть пренебрежимо малым.
― Не будь таким пессимистом, — возразила она. — Не надо автоматически подразумевать, будто единственный доступный нам выбор — это между горькой опрометчивостью и всепоглощающими поисками идеального знания.
― Идеального знания? В этом мире может обитать в миллиард раз больше разумных существ, чем когда-либо — во всей остальной Галактике. Но вполне возможно, что мы уже видели вершину здешней эволюции. Вдруг это чудо ксенобиологии не разумнее кактуса? Или, наоборот, обладает сознанием столь сложным, что это мы чересчур глупы, самонадеянны и ограниченны, пытаясь его постичь? Как в таком случае пробить стену равнодушия?
Его тело было смоделировано очень достоверно, и сама мысль о такой возможности вызывала в нем дикую тошноту.
Часть его умоляла совершить единственный разумный при столь глобальных ставках, поступок — откланяться и самоустраниться от любого вмешательства, как если бы продемонстрировать приличествующую сдержанность было сейчас более важно, чем добиться цели.
Но Мариама явно не желала спускать все на тормозах.
― Мы заняты исследованиями, — настойчиво возразила она. — Мы продолжаем сокращать разрыв между тем, что мы уже знаем, и тем, что нам следует узнать.
― Что мне надо знать — это когда у нас не останется выбора, кроме как прекратить сбор ценной информации и перейти к открытой схватке.
Чикайя посмотрел на странные структуры, уснащавшие сердцевину воздушного цветка. Эго существо было тысячекратно сложнее, чем что бы то ни было, найденное вне Земли, но если сигнальный слой вообще является артефактом какой-нибудь цивилизации, то Чикайе не верилось, что перед ними его создатель.
― Надо погружаться, — сказал он.
Когда в конструкцию пузыря были внесены усовершенствования, «Сарумпет» прибавил скорость. Еще полдня они провели в Яркости совсем одни, но вскоре заметили новые воздушные цветы. По мере снижения признаки их присутствия умножались в числе; сперва они наблюдали одно-два этих существа в час, но постепенно достигли точки, где в поле зрения постоянно находились полдюжины.
Мариама предложила проследить пути миграции цветов до их источника.
― Мы можем никуда и не попасть, но пока что иных указателей на места, где может быть сконцентрирована другая жизнь, у нас нет.
Чикайе это соображение показалось уместным. Они подвели корабль ближе к воздушным цветам и начали спускаться, следуя за ними.
Через час они заполонили все вокруг «Сарумпета», как вылупившиеся из икры рачки. Стоило библиокомплекту прозондировать саму Яркость, как выяснилось, что воздушные цветы следуют особо устойчивому вендекопотоку; если это течение распадалось на меньшей глубине, выходило, что наблюдавшиеся ими образцы держатся его, пока только могут, и лишь потом рассеиваются. Для перемещения в пространстве поток был бесполезен — в мире без закона сохранения момента импульса невозможно воспарить на теплых восходящих воздушных течениях, — но как именно используют его цветы: как навигационный ориентир, как точку сбора особей для последующего размножения или какое-нибудь пастбище, определить было невозможно. Вендеки продолжали диффундировать внутри цветочных организмов, однако неясность сохранялась и в отношении их ролей. Они могли оказаться чем угодно, от полезных симбионтов, которых хозяева целенаправленно искали и привечали в себе, до обременительных паразитов, прокравшихся снаружи.
― Разве вендеки могут быть чьей-то добычей? — удивился Чикайя. — Это же самые маленькие стабильные объекты здешнего мира, так что смысла охотиться на них, а найдя, разъять на составляющие, нет решительно никакого.
― Действительно, субъединиц, которые можно было бы из них извлечь и использовать в пищу — аналогов витаминов или аминокислот — нет, — сказала Мариама. — Так что, если есть их просто ради еды, можно заразиться. Всякая еда работает по образцу йогурта. Но это не единственный повод разыскивать вендеков определенного сорта, чтобы предоставить им новый дом. Здесь ничто, с чем бы ты ни пересекался, не минует тебя автоматически, поэтому у тебя просто не остается выбора, только преобразовывать все, что тебе ни попалось, в часть себя самого. Иногда встреченные вендеки поглощаются неизмененными, но в других случаях нужно располагать собственными прирученными вендеками, науськивая их на новый граф и пережевывая все, что от него остается по мере их продвижения. В этом случае волей-неволей приходится выбирать добычу, какую они способны одолеть, если даже тебе в данный момент и не нужны запасные трупные органы. Хищничество это или нет — вопрос сложный. — Она улыбнулась. — Это все предполагая, что такие более крупные организмы в действительности существуют. На самом деле мы вполне могли наблюдать нескольких стайных вендеков, хозяйничающих во всей этой области.
― Хотел бы я от тебя этого не услышать. — Чикайя уже поразмыслил над тем, какой может оказаться самоидентичность этих ксенобов, и нашел ее достаточно пугающей. Люди в конечном счете тоже не более чем колонии специализированных клеток, но эти клетки хотя бы родственны друг другу, неразрывно соотносятся и взаимно подчинены до такой степени, что уже могут преследовать общие генетические цели. Что касается цветов, то казалось вероятным. чтобы в их организмах присутствовало примерно поровну вендеков рекрутированных из окружающей среды и специализированных, возникших уже в тканях самого существа.