— И вы знаете куда идти?
— Мне укажут путь… — она взмахнула рукой и тысяча журавликов вырвалась на свободу. Тихий шелест белоснежных крыльев заполнил собой почти все пространство небольшой комнаты.
— А где она — граница? Вы знаете?
— Здесь. Во мне. И в вас. В учении сюгендо есть обряд доири — «вступление на путь». В течение девяти дней маг не ест и почти не пьет. И на закате девятого дня он произносит заклинание, сопровождаемое мудрами — определенными жестами рук и всё…
— И всё… не есть девять дней? И почти не пить? Это сумасшествие… это смерть.
— Нет. Я же вам говорила, что число девять весьма странное. Когда-то давно аскеты школы сюгэндо голодали десять дней и это завершало их жизненный путь. Они не могли найти дорогу обратно — у них не хватало на это сил. Девять дней. Не больше и не меньше.
— А вы…
— Повторяю — я уже пробовала, а потому здесь совершенно нет ничего страшного. Подумаешь, не есть девять дней, — голос ее почти утонул в шуме крыльев. Ведьма прислушалась к чему-то и снова смежила веки: — Время…
Летящие журавлики постепенно скручивались в тугую спираль вокруг Гермионы. Она подняла руки на уровне груди:
— Дзи — Земля! — и соединила мизинцы. Пол завибрировал под ее коленями. Северус вцепился в край рамы, чтобы не упасть. Птицы проносились мимо на огромной скорости, сплошной стеной, словно снежное торнадо ворвалось в комнату, пробивая низкие потолки и уходя в необозримые высоты.
— Суй — Вода! — ее безымянные пальцы соединились. За пределами круга, образованного летящими журавликами, бесновался шторм. Огромные волны с ревом разбивались о магическую преграду. Хижину давно смыло и сейчас крохотный кусочек дощатого пола казался утлым плотом, посреди грозного и беспощадного океана.
— Ка — Огонь! — средние пальцы Гермионы нашли друг друга. Птицы загорелись. Снейп с ужасом смотрел на сплошную стену пламени, окружившую ведьму, читающую заклинание. Кончики волос и бровей ее моментально опалились, но она продолжала все так же ровно стоять на коленях перед портретом, глядя прямо перед собой и постепенно соединяя пальцы.
— Фу — Воздух! — указательные пальцы соприкоснулись подушечками и началось светопреставление. Все смешалось в бешеной круговерти: огонь и вода, верх и низ… Картину мотало из стороны в сторону, Северус то захлебывался, то с ужасом понимал, что начинает буквально плавиться от нестерпимого жара:
— Гермиона!!!
Он поймал ее взгляд: в огромных зрачках бушевало пламя. Казалось, ей нет дела до бесновавшихся вокруг нее стихий. Она смотрела. Она видела.
— Ку — Пустота!
Гермиона соединила большие пальцы, и все кончилось. Больше ничего не было. Буря разбилась мелкими брызгами, а горящие журавлики рассыпались яркими искрами, тающими в небытии, словно хвост пролетающей кометы. Когда погасла последняя, наступила Тьма.
*
Ей абсолютно не хотелось просыпаться. Почему она должна это делать? Она ведь устала. Чертовски устала. Пушистое облако покачивалось, убаюкивая. Сквозь сомкнутые веки Гермиона видела ярко-синее, до рези в глазах, небо, с которого сыпались то ли хлопья снега, то ли белоснежные перья… они все падали и падали, медленно кружась, окутывая невесомое тело мягким покрывалом.
— Гермиона! Мисс Грейнджер! Очнитесь же наконец! Эннервейт! Дерьмо, да что ж это такое-то?! Хоть что-то здесь работает или нет?
Падение на землю отозвалось болью во всем теле. Казалось, сломано все: ноги, руки, крылья, ребра… Ни вздохнуть, ни охнуть. Она сумела приоткрыть один глаз: ее нос уткнулся во что-то черное, пахнущее дымом, лесом, лакрицей и… и… она не знала, чем еще. Ее снова тряхнуло:
— Прах вас побери с вашими экспериментами! Я не желаю, чтобы вы загнулись прямо у меня на руках!
— Не надо больше меня ронять, пожалуйста… — пробормотала Гермиона и едва не задохнулась. Кажется, он решил для полноты ощущений выдавить из нее все соки. Она уткнулась носом в пуговицу. Несмотря на все неудобства и ноющую боль в костях, Гермионе было до странности уютно. Жутко хотелось, чтобы все это продолжалось вечно: шершавая ткань царапающая щеку, гулкие удары сердца под ней и ругательства, раздающиеся над головой:
— Вот о чем вы только думаете, а? Лежите тут, пытаетесь умереть и абсолютно не думаете о том, что вам еще нужно будет возвращаться обратно! И куда это нас занесло, позвольте узнать? Что на этот счет говорят ваши «теории»? Или они молчат? Где у вас болит? Вы, между прочим, достаточно упитанная женщина для голодающей. Сколько вы весите? Вы мне все руки оттянули!
— Я?! — она онемела от возмущения и резко села. Голова сразу же закружилась, и к горлу подкатил тошнотворный ком. Гермиона покачнулась, профессор придержал ее за плечи:
— Не дергайтесь. Где больно?
— Везде…
— Как говаривал один мой знакомый пожиратель сладостей: «Если вы проснулись утром и у вас ничего не болит, значит, вы умерли».*
— Балагур какой, — мир все еще продолжал вертеться, но мутить перестало.
— А то! Теперь, небось, поражает своими сентенциями чертей в Аду, — Гермиона чувствовала, как его пальцы деловито ощупывают ее руки и ноги. — Похоже, все цело. Дышать больно?
— Больно, — в подтверждение она попыталась набрать воздуха в грудь и тут же охнула от резкой боли в боку.
— Давайте посмотрим, — профессор аккуратно задрал блузку на её спине и замолчал.
— Ну что там такое? — нетерпеливо поинтересовалась она, пытаясь заглянуть через плечо.
— Ничего, — Снейп прочистил горло и опустил тонкую ткань. — Просто синяк.
— Ну и ладно. Помогите мне встать.
Он молча подал ей руку. Горизонт снова закачался перед глазами:
— Где мы?
— Хороший вопрос, — хмыкнул профессор за спиной, — хотел бы я у вас спросить о том же.
Перед ними простиралась голая бесплодная пустыня с острыми скалами из застывшей вулканической лавы, образующими почти лунный пейзаж. Бурлящие озерца серных источников: одни желтые, другие кроваво-красные — испускали запах разложения. То здесь, то там струйки пара вырывались из трещин между камнями, оседая на землю и исчезая в расселинах. И над всем этим великолепием возвышалась огромная гора. На ее пологих, иссиня-черных склонах не было заметно ни кустика, ни деревца. Вершина едва достигала низко клубящихся облаков, освещенных багровым заревом заката.
— Это гора Осорэ, — прозвучал сбоку тягучий и ленивый голос. — Священное место. Считается, что живые могут здесь встретиться с ушедшими в иной мир.
Снейп с силой сжал пальцы на ее плече:
— А вы, как я погляжу, не особо-то затрудняли себя с выбором имени, господин Хикэру но Осорэ.
Хикэру блеснул белоснежными клыками, взъерошил серебристый ежик волос и легко соскочил с черного плоского камня:
— «Свет горы страха», — осклабился он, отвесив шутовской поклон:
Странник! — Это слово
Станет именем моим.
Долгий дождь осенний.*
С последними словами, молодой человек оказался рядом с мисс Грейнджер, взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев и, заглядывая в глаза, прошептал:
— Добро пожаловать, Гермиона-сан…
Профессор решительно задвинул ойкнувшую Гермиону за спину, и мужчины оказались лицом к лицу. Оба высокие, практически одного роста, одетые в черные сюртуки, они в раздражении уставились друг на друга.