- Лео, Цитадель Шредера взорвана. Рафаэль и Кадзэ были в подвале здания. Там есть, то есть был, лаз…
- Нет!!! – рык, встряхнувший весь тоннель, заставил Караи пригнуться.
И очень вовремя, потому что Кодама, вырвавшийся из рук Лео, бросился на нее, собираясь впечатать в стену одним ударом кулака.
- Кодама, стой! – Лео поймал его в захват и сцепил руки в замок. – Стой!!
- Нет! – эхо первого рыка нагнал второй, более низкий и более горький. – Нет! Ты врешь, стерва! Ты все врешь! Они не могли…
- Иди по тоннелю прямо, – Лео мотнул головой, указывая Караи дорогу. – Там тебя Дон или Майки подхватят. Я догоню.
Он нажал щекой рацию, по-прежнему не выпуская рвавшегося из его рук Кодаму, и бросил короткое «подберите ее».
В большой лаборатории Донателло царила мертвая тишина.
Караи стояла в углу, украдкой обводя глазами всех присутствующих и до хруста сцепив пальцы за спиной.
Сплинтер. Спокойный, горько опустивший уголки губ и смотревший перед собой. Строгий в своей печали до того, что кажется почти божественным и таким благородным, что Караи очень хочется оказаться к нему поближе в этот момент. Как будто он может защитить ее саму от ей же принесенных вестей и сказать, что все еще будет хорошо.
Леонардо. Стоит около отца, положив руки ему на плечи. Жест поддержки. Напряженный, как согнутый до предела стальной клинок, с сухо светящимися глазами. Он смотрит в одну точку, принимая услышанное. Караи хочется и к нему ближе быть. Отогреть замерзшие пальцы в его ладонях и поддержать хоть как-то. Узнать, что она прощена, а не из жалости здесь терпима им.
Микеланджело. Сидит прямо на полу, вытирая нос напульсником, и часто-часто моргает, коротко беззвучно всхлипывая. Его бы утешить и поддержать, а не молчать, глядя мимо. Такого искреннего и цепляющего горя Караи не видела никогда.
Рядом с ним сидит Кодама, сграбастав в свои медвежьи объятия, и влажно блестит глазами в сторону, скрипя зубами. Кулаки рассажены в кровь, на скуле здоровенный синяк, очевидно, оставленный Лео. Парень явно не хочет плакать и стыдится этого, но справиться с собой не может никак. Его мелко потряхивает, а углы серой маски уже промокли.
Донателло и, кажется, Юки. У Караи так и не получилось рассмотреть их отдельно. Молчат. Один держит другого за руку, и смотрят друг другу в глаза. Видимо, Юки ранен, потому что лежит на операционном столе, но на голове гарнитура с наушником, и блестящие золотинки взгляда очень сосредоточенны.
- Я пойду к месту взрыва, отец, – Лео стряхнул с себя оцепенение и сжал пальцы на плечах Сплинтера. – Вдруг они все же как-то уцелели. А если нет… если нет, то надо забрать тела, чтобы их не нашли люди. Наверняка же будут разбирать завалы…
Сплинтер едва кивнул ему, сжав его руку в ответном пожатии.
- Я с тобой, – Кодама поднялся, выпустив Микеланджело. – От меня там будет достаточно толку. Я все это дерьмо перекопаю до самого дна. Мы найдем их.
- Я тоже, – Майки вскочил следом, торопливо вытирая глаза. – Надо найти их.
- Я тоже, – Донателло поднял голову. – Юки, смотри за мониторами, пожалуйста. Если вдруг… вдруг где-то они объявятся, дай знать – твоя гарнитура включена.
Тот едва кивнул в ответ и перевел взгляд на большой экран.
Караи успела поймать этот взгляд, и он ей очень не понравился, но она не решилась ничего сказать об этом.
- Я покажу, как выбралась, – она неуверенно переступила с ноги на ногу. – Можете опять завязать мне глаза, чтобы я не увидела дорогу сюда.
Лео бросил на нее короткий испытующий взгляд и промолчал, а Сплинтер только как-то странно дернул кончиками ушей и отрицательно качнул головой.
- Если твое сердце принадлежит Шредеру, никакие повязки не заставят тебя хранить тайну. Если же ты решишь остаться с нами, то должна знать дорогу домой… Мива.
====== Лестница в бездну. ======
Так холодно, так страшно и так безумно больно, как в этот день, Миднайту не было никогда.
- Й’оку… Й’оку, где ты?
Выкапываясь из груды битых бетонных осколков и крошева кирпича, Мид хотел только одного – чтобы вокруг стало светло, и его отыскал его старший брат. Помог подняться и притушил боль в разорванной и разбитой ноге, успокоил, хоть как-то унял бы дрожь в руках и голосе.
- Й’оку! – Миднайт выполз из-под придавившей его балки и с трудом сел, оглядываясь по сторонам. – Помоги мне!
Он был в своей комнате, когда здание Цитадели вдруг содрогнулось, оглушив надсадным стоном треснувших перекрытий и опасно нараставшим гулом рушащихся стен.
Потом его настиг грохот взрыва.
А может быть, грохот он услышал раньше, или пропустил его, потому что был в наушниках?
«Третий этаж… окно…»
Мид кубарем кидается прочь, даже не думая о том, что его может ждать внизу.
Там внизу, оно еще только будет, а тут уже есть рушащийся ад.
Пусть там что угодно, но оно БУДЕТ.
А здесь уже нет ничего.
- Й’оку… – Мид сморщился, вытирая кулаком глаза, и сполз с обломка стены.
Над ним царила глухая ночь, вокруг не было ни души, и темный мир огромного города и черного неба над головой был в сотню раз страшнее темной закрытой комнаты. Потому что он был огромен и насквозь прошит жуткими синими звездами, смотревшими сверху, как монстры.
Всхлипнув, Мид начал бездумно ковырять завал, отбрасывая в стороны куски битого кирпича.
Ему было страшно.
Одиноко.
Невыносимо.
И память давила и терзала хуже монстров и темноты…
«Это ты виноват, Й’оку. Ты один во всем виноват! Если бы ты не был упрямым и злым… если бы… ты бы не оказался в подвале этого здания, а был бы в моей комнате… мы бы могли спастись вместе…»
- Ты бы лучше обо мне подумал, а не о неблагодарной мелкой скотине! – Миднайт встряхивает старшего брата за плечи. – Я-то вот он тут, с тобой, а он скачет где-то по городу и плевал на тебя. На тебя всем плевать, кроме меня одного! Всем, понял!!
Ему очень хочется ударить Й’оку по его совершенно равнодушному лицу, заставить хоть что-то показать взглядом, хоть тень радости от встречи с младшим братом, дернуть за руки, чтобы обнял, уткнуться носом ему в грудь и дышать-дышать-дышать не-одиночеством. Дышать братом, который у него теперь есть.
- Я только у тебя остался! Винсент сдох, предпочтя спасти шкуру Донателло! Рафаэлю твоему только до Кодамы дело и есть, раз даже братца родного грохнул! А ты… никому ты не нужен, кроме меня.
Й’оку, наконец, поворачивает голову в его сторону.
Его слепой взгляд все вымораживает внутри Миднайта, пронзая, как ножом, насквозь.
Слепые не должны так смотреть.
Они же не могут видеть, а значит, и с обратной стороны их взгляда ничего не может прийти из сердца.
- Юки правильно сделал. Ведь эта жизнь принадлежит Донателло, а не ему. Жаль, я не увидел, чтобы Леонардо спасти…
Мид наотмашь дает ему пощечину, обрывая эти слова.
- Я! Я у тебя есть! Ты о ком угодно твердишь, забыв, что твой младший брат – я! Я могу сказать Мастеру, что ты раскаялся и согласен убить мерзкую старую крысу! И он простит тебя, обещаю!
Руки сами собой обхватывают голову брата и заставляют «смотреть» себе в глаза.
- Й’оку, Й’оку, слушай, я сам убью крысу, я все-все сделаю сам, только останься со мной. Все как прежде будет, вот увидишь… все-все-все… давай, а? Брат… давай сначала начнем? Ты и я.
Синий глаз с ненормально расширенным зрачком долго-долго остается неподвижным. Так долго, что Мид уже чувствует затылком, как сомнение проламывает упрямство брата, и как с его губ срывается «да»…
- Все-все сделаю, слышишь?
Й’оку перехватывает его пальцы на своих щеках и едва уловимо сжимает.
- Тогда помоги Рафаэлю выбраться из этого места. Он же здесь, я точно это чувствую.
- Й’оку! – Миднайт с трудом отвалил в сторону здоровенный кусок стены и уставился на гору мелкого кирпичного крошева.