Йоко, как во сне сделала шаг к нам. Один, второй, третий. В глубине ее глаз начало разгораться пламя, не медля выплеснувшееся на лицо и поползшее во все стороны. Акеми в моей хватке тряслась мелкой дрожью, слишком частой для естественного происхождения. Она явно пыталась применить Джинтон, но утащить на себе еще и меня оказалось для нее непосильной задачей. А я стиснул левую ладонь в кулак, чтобы никто не увидел, что именно сейчас на ней прорисовывается. Сейчас, впервые в жизни, я жалел, что мои печати со мной - всегда...
Почти полностью покрывшаяся пламенем Йоко сделала еще один шаг... и вдруг рухнула на траву.
- Нет... я так не могу... Только не это... Только не так... Ни за что!!!
Огонь стек с нее, оставив в двухметровом круге только пепел. А затем на спекшуюся землю упали слезы, просочившиеся из-под ладоней, прижатых к лицу. Совершенно обычные, соленые и мокрые, девичьи слезы...
Акеми перестала вырываться и я отпустил ее плечо. Она рефлекторно отпрыгнула, посмотрела дикими глазами, вдруг отвернулась от меня и подошла к Йоко. Мгновение постояла над ней, неожиданно сказала:
- Дура... - и опустилась на колени рядом, тоже всхлипнув.
Я смотрел, как две девочки самозабвенно рыдают, сидя в обнимку на пепельной земле, и осторожно разжимал левый кулак с осыпающимся черным песком. Легкий ветер подхватывал и тут же развеивал кусочки шести черточек, в раз и навсегда застывшем порядке складывающихся в значение, которое, к счастью, мне не пришлось сегодня вспоминать...
Всхлипы, наконец, начали утихать и я подошел вплотную к девочкам. Акеми, отреагировав на движение, встала с земли, вытерла глаза и посмотрела на меня:
- Теперь я знаю, ты - настоящий Каге, Айдо-сан. Раньше я сомневалась, но сейчас... - Йоко вздрогнула, не поднимая головы, а я ошеломленно уставился на младшую Кайсоку.
- Чт-то?..
- Не делай такие большие глаза, - криво улыбнулась девочка. - Ты правда думал, что я скажу тебе что-то другое? Когда мне исполнилось семь лет, я сидела на развалинах собственного дома и смотрела на две выскобленные до блеска выемки в земле на месте тел моих родителей. Нам не досталось даже капли крови для того, чтобы похоронить их... И все это произошло потому, что взрослые слишком верили... в безопасность. Раньше я думала, что ты слишком добрый и больше ничего не можешь, но теперь вижу, что быть добрым - ты выбрал сам. Моей сестре повезло, что она в тебя влюбилась...
Я в онемении взирал на девочку, которой едва исполнилось тринадцать, а она серьезно смотрела не меня в ответ.
- Не удивляйся, после пяти лет жизни изгоем взрослеешь быстро. Я все поняла. Но, - тут Акеми решительно тряхнула головой, - знаешь, когда я вырасту, я выйду замуж... за твоего брата Кано. У вас очень веселая семейка, с вами будет интересно. И не вздумай возражать - теперь ты мне должен!
Акеми вдруг улыбнулась так, что сразу же становилось понятно - если года через четыре я и вздумаю пойти против, вполне может разразиться первое в новейшей истории сражение между двумя Узумаки, и убежала в лес. Ей явно хотелось размазаться в моих глазах от скорости, а то и мгновенно исчезнуть из виду - но опыта хватило пока только на очень быстрый бег. Впрочем, у нее есть еще лет шесть-семь на самосовершенствование, ибо торопить Кано с женитьбой я и не подумаю - с такой-то невестой...
Я проводил ее взглядом, а потом опустился на колени рядом с дочкой. Йоко все это время просидела неподвижно, не поднимая головы.
Некоторое время мы просто сидели рядом, а потом Йоко спросила, по-прежнему в землю:
- Папа... Зачем... За что ты меня так?..
- Потому что я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить!
Девочка вскинула голову и наткнулась на мою улыбку. Я протянул руку и погладил ее по голове, а она замерла:
- Но... Как?
- Малышка... Когда тебе больно - это мучительно. Сегодня ты это почувствовала. Но тысячекратно больнее - взять на себя ответственность и стать причиной страдания другого, близкого тебе человека... Хотя бы и ради того, чтобы он больше никогда не испытывал такой боли. Это тебе еще предстоит понять, надеюсь, не на себе самой. А пока что запомни - я не врал тебе и действительно никогда бы тебя не бросил. Все, что нам предстоит, мы пройдем вместе.
Йоко вдруг наклонилась вперед и обняла меня, уткнувшись в грудь. Рубашка начала быстро намокать.
- Папа... Но почему именно так? Неужели нельзя было по-другому? Объяснить?..
- Этого нельзя объяснить словами, Йоко. Жажда силы, жажда власти - всего лишь слова, Они как камни, глухо и пусто громыхающие в железной бочке, не показывающие слушателю и сотой доли действительности. Их можно услышать - но не понять. Сегодня мы с тобой заглянули за поворот дороги, вступив на которую, больше нельзя свернуть... - я прервался и перевел тему: - А хочешь, я почитаю тебе стихи? Так как ты моя дочка, а не девушка - они будут плохие и не в рифму, но все же...
Йоко хихикнула напополам со всхлипом, а я припомнил как-то и где-то попавшиеся мне строчки:
- Между моря без границы,
Стоит как столп Гермеса птица
Свои крылья пожирая
И себя тем укрепляя
И как только перья канут
Она недвижным камнем станет
Здесь сейчас бел он и красен
И всеми цветами - смертью окрашен...
Она замерла, вслушиваясь, а я без паузы продолжил:
- Йоко, что бы дальше не произошло и как бы не сложилась наша с тобой жизнь, я не хочу, чтобы однажды мой Феникс обернулся и не увидел своих крыльев, которые поднимают его в небеса, потому что рядом с ним - только смерть...
- Пап, такие метафоры - слишком сложные для твоей маленькой четырнадцатилетней дочки, - девочка подняла заплаканное лицо и улыбнулась. - Скажи по-простому - мне нельзя теперь пользоваться Поглощением, чтобы не стать... камнем? Может, это и глупо, но я не хочу больше испытывать... такое. А не испытывать - еще страшнее...
- Ну почему же нельзя, очень даже можно. А вот как именно и когда - сердце подскажет. Оно у тебя большое!
Йоко опустила глаза на свою грудь и вдруг вскочила, покраснев. Интересно, о чем таком она подумала? Впрочем... я не хочу это знать.
Я поднялся вслед за ней, поднял руку и аккуратно вытер с ее лица мокрые дорожки:
- Ну ладно. Экстремальную тренировку можно считать состоявшейся, а теперь пойдем. Тетя Ю ждет нас на ужин, и в наших с тобой интересах прийти пораньше, чтобы я успел приготовить что-то съедобное, так как интуиция буквально кричит мне, что сегодня мы опять будем есть пересоленные онигири. Не понимаешь ты своего счастья, Йоко, - вздохнул я. - Ты хотя бы можешь сжечь эти произведения искусства в собственном рту так, чтобы никто не догадался!
И под заливистый, истерический, но постепенно переходящий в нормальный, красноволосый смех я сделал шаг сквозь пространство на мою персональную Голгофу, в последнее время упорно кажущуюся мне сложенной из исполинских пластов сожженного печенья и сваренных в однородные коричневые слизистые комочки овощей. О, где ты, римский легионер с уксусной губкой и копьем под левое ребро?! Ибо воистину - легче умереть!
Кажется, пророческий Кеккей-Генкай все-таки существует, и я являюсь его носителем... Потому что Таюя действительно возилась на кухне, мурлыча какую-то песенку и сооружая очередной идеальный по форме рисовый треугольничек, от единственного куска которого из моих глаз брызнули слезы... '... счастья, Ю, это слезы невыразимого счастья!' Впрочем, искреннее предложение помочь и легкий поцелуй ('У тебя рисинка прилипла.... Позволь, я помогу... Вот так... М-м-м...') сотворили совместное чудо, и мило розовеющая девушка не обратила внимания, что в соус - гарнир к основному блюду - не упало ни крупинки соли. Так что спустя совсем немного времени мы наконец-то смогли усесться за стол, и даже проделать это с изрядным удовольствием. Но как и всегда, по вселенскому закону, за открытие которого имя Мерфи - этого посланца Орочимару на планете Земля - будет предано вечному проклятию, случилось это...