Сырая, влажная, промозглая зима, равнодушные глаза совсем чужого, далекого Криса «Зачем нам затягивать"? Сама же видишь, никакого смысла в этом уже нет» И спина в холодном тумане за протертой на запотевшем стекле полосой — и я точно знаю, что уходит он навсегда. И я спокойна-спокойна в конце концов, он ушел не к другой женщине, он просто ушел.
Или уже тогда"?
Трещинки на потолке. В свете ночной лампы их так хорошо видно, особенно ту, косую Я по привычке пересчитываю их и неожиданно — даже для себя — спрашиваю Криса «А если будет ребенок?» Крис молчит довольно долго, несколько раз тяжело, чуть не со стоном, вздыхает, а потом говорит «Поженимся, конечно, куда я денусь"? »
Здоровые, дебелые, крепкие деревенские девки беременеют гораздо легче, чем болезненные тростинки вроде меня. Всего-то. Крис. Куда бы он делся?
— Крис! — вдруг визгливо выкрикнула она, — В каком ты виде? Если уже принимаешь тут женщин, хотя бы оденься!
И она неуклюже, словно разъяренный носорог, заметалась по комнате, выдвигая ящики комода и швыряя на кровать одежду Криса. Психованная, как все беременные. Честное слово, мне стало ее жалко. Честное слово, я действительно хотела ей помочь, я просто не успела подумать, что говорю… Честное слово!
Она выдвигала и с шумом задвигала все новые ящики, она уже достала брюки и рубашку Криса, она нервничала, — и я сказала негромко, успокаивающе:
— Если вы ищете носки, то они на антресолях.
— Что?!!
Показалось, что она сейчас упадет — хотя такую не собьешь с ног словом, слова ведь нематериальны .. Или набросится на меня с кулаками, когтями, зубами, — но она же знала, что Крис сильнее, она боялась, что он за меня вступится. И все-таки сделала первое: закатила глаза и рухнула на смятую постель, медленно и осторожно, как в провинциальной опере. Но Крис, конечно, поверил. Крикнул «Клауди!», бросился к ней и, стоя на коленях, резко повернул ко мне голову. Красиво, слаженно. Словно они полгода вместе репетировали эту сцену. Ненавижу!!!
И в висках грянул концерт, как тогда у профессора, и я уже не видела эту парочку, в которой не было моего Криса, и я крикнула в надвигающуюся со всех сторон темноту:
— Расскажи ей! Как мы с тобой сидели в школе за одной партой, или родились в одном роддоме, или еще какую-нибудь сказочку! А то, не дай бог, догадается, откуда я знаю про носки. И если б только про носки!..
— Молчи.
Крис выговорил это почти неслышно, сквозь зубы. Он смотрел то на нее, то на меня, на его губах шевелились недорожденные слова. Я прислонилась датылком к стене, черные точки в воздухе медленно рассеивались. Глаза Криса метались, длинные и светлые, отчаянные, любимые… Зачем я так с ним поступила? И его жена, глупая беременная женщина, она ведь тоже его любит…
Крис наклонился к ней, что-то прошептал. Потом поднялся на ноги и повернулся ко мне:
— Инга. Выйдем на кухню.
Он направился к двери, и в это время Клауди фванулась, привстала, залопотала что-то нечленораздельное. Крис приостановился и кинул через плечо с неожиданной злостью:
— Я тебе что сказал?! Спи!
Кофейник на плите. Кофе в постель — если хорошо попросить. Интересно, жена Криса когда-нибудь просит его о таких вещах? О чем вообще она «го просит? И о чем они разговаривают по вечерам? Совершенно невозможно представить. Как они, черт возьми, живут вместе?!
Над кофейником поднялась темно-коричневая пена, и Крис рывком снял его с плиты. Разлил кофе по чашкам, придвинул одну мне. Молча. Даже не шевеля губами.
— Крис.
Он вздрогнул, обжегся, закашлялся.
— Извини меня, Крис.
Он сделал несколько маленьких глотков, потом заглянул в чашку, подул в нее и залпом допил кофе до самой гущи. И посмотрел на меня.
— Как ты вообще?
Спрятаться за чашкой кофе. Взять себя в руки. Я — вообще. Я существую и вне Криса, нормально существую.
— Хорошо. Работаю, зарабатываю неплохо. Современная деловая женщина.
— Я тебя видел недавно. На остановке, вместе с Энн.
Конечно, Крис уверен, что жизнь продолжалась только у него. Моя в его представлении заморозилась, замерла на месте. Ничего подобного, Крис.
— Это была не я. Энн я уже год как не видела. И вообще, я теперь живу совсем в другом районе.
Крис приподнял брови.
— Ты переехала? И где ты теперь? Интересный вопрос. Особенно сегодня. Я глубоко-глубоко вдохнула.
— Ты его не знаешь. Мы познакомились весной, он спортсмен, легкоатлет. Не знаю, как тебе описать… Красивый мужчина, брюнет, даже очень красивый…
— Рад за тебя, — спокойно сказал Крис. Совершенно спокойно. Как будто он действительно рад. Как будто ему все равно. Крис.
Он сосредоточенно смотрел в пустую чашку. Ресницы — потускневшими полумесяцами, а под глазами глубокие синеватые провалы. И резкие тени под осунувшимися скулами. Постаревший, усталый, не имеющий ко мне никакого отношения.
Я его люблю.
Я поднесла к губам чашку кофе. Холодный. Холодный кофе пить нельзя, это мертвый напиток. По ту сторону стола дернулись губы Криса. Хотел предложить мне сварить еще кофе — и передумал. А может, и начать все заново… почему бы и нет, все равно же передумал. Крис. Я его… Черт возьми, ну сколько можно?!
— Инга.
Не так уж долго он молчал — но я умудрилась вздрогнуть от неожиданности этого негромкого глухого голоса.
— Ты понимаешь, что тебе сейчас придется уйти? Честное слово, я бы с удовольствием, но Клаудия. Ей теперь ни в коем случае нельзя волноваться.
Я зачем-то запрокинула голову. Потолок. Если его убрать и смотреть сверху, получится прямоугольная тесная коробка. Квадраты: плита, два пенала, стол. Между ними воздух, пропитанный запахом кофе. И две фигурки, сокращенные в перспективе, смешные, нелепые. Вот одна из них встает, открывая квадратик табурета.
— Конечно, Крис. Ей нельзя, я понимаю. Счастливо.
Вторая фигурка тоже встает и с готовностью теснит первую к выходу из прямоугольной коробки в другую, узкую и длинную, где на стене висит циновка с птицей, но сверху ее не видно, зачем, в конце-концов, такие несущественные детали?!.
Промозглый холод пронзил меня разом сквозь одежду, сквозь кожу. Я передернула плечами, отчаянно зажмурилась, широко раскрыла глаза. Лестничная площадка. И дверь, глухая, навсегда закрытая дверь, за которой остался Крис. Крис!!! Я должна была сказать ему, что… Боже мой, да ведь я весь этот год изо дня в день прокручивала бесконечные, пронзительные, необходимые разговоры с Крисом. Я была обязана сказать ему, что… и он бы понял, он бы все понял… Крис.
Запертая дверь на лестничной площадке.
Ринуться вниз по лестнице. Или вверх — не имеет значения. Запретить себе это, хоть что-нибудь себе запретить, я привыкла, это единственный способ проявить и доказать силу. Ничего не случилось. Нет никакого Криса. Никогда его не было. В моем мире не существует химер, есть только реальные осязаемые предметы — сконцентрироваться на них, только на них!..
Вот например, почему полуоткрыта первая справа дверь? Кажется, я была в той квартире, ну разумеется, была. Это же квартира профессора Странтона — помнится, я оскорбилась на него за что-то… Нелепо. Оскорбить может только одно — равнодушие. Стоп, я опять не о том, меня интересует вполне конкретная вещь: почему полуоткрыта эта дверь?
Я вошла боком, чуть пригнувшись, стараясь ни до чего не дотрагиваться — но китайский колокольчик над дверью от одного движения воздуха зазвенел тоненько и печально. В абсолютной тишине. Нет, еще один звук…
Редко, равномерно падающие на пол капли.
Я уверенно пересекла прихожую, быстро отыскала дверь ванной — она была закрыта изнутри — и резко, совершенно без колебаний дернула ее на себя.