Шарик молчал: не умел отвечать на вопросы, на которые нельзя было мигнуть «да» или «нет».
— Книги-то у вас есть? — поинтересовалась Беса.
Мигнул единожды.
— Принесешь?
Снова мигнул один раз.
Дверь открылась и снова захлопнулась, шарик пропал. Беса со вздохом опустилась на кровать.
Дома она много читала, особенно зимой, когда за окошком гуляла метелица, а маменька пела братцу колыбельную, и деревянные коклюшки постукивали, вторя негромкой маменькиной песне. Вполсилы горели свечи. От печи поднимался жар, и не было дела до непогоды, до мертвяков снаружи, до Темной Мехры над могильниками — пусть она мчится сквозь вьюгу в костяной повозке, запряженной воронами, — здесь, в гнезде Стрижей, под защитой охранного круга можно переждать любую непогоду и тьму.
Беса затосковала и легла ничком на постель. Слезы полились сами собой, горячие и злые. Пусть она виновата, что брала людову соль без позволения, пусть маменька по глупости утаила ее в почившем Гордее — но в чем виновен Младко? Хруст погремушки под сапогом до сих пор стоял в ушах.
В приоткрытую дверь скользнул ветерок. Огневой шарик облетел вкруг головы Бесы и положил на стол красивую книгу.
«Двенад-цать подви-гов Ге-ра-кла…» — попробовала прочесть Беса вслух и закашлялась. Горло все еще щекотали слезы, да и имя на обложке оказалось непривычным, оттого смешным, но все же вежливо поблагодарила: — Спасибо, Хват.
За чтением незаметно подкралась дрема. Укрыла пуховым одеялом, погладила по волосам ласковой маменькиной ладонью, да и принялась напевать колыбельные — с усталости Бесе спалось сладко, и сны ей не снились.
Проснулась от колокольчика. Протерла глаза, вспоминая, где находится, приподнялась на локте. За плотно закрытыми ставнями, верно, уже наступил день. В тусклом свете кружились пылинки. Беса опустила босые ноги на пол и встала, ежась от сквозняка и досадуя, что не узнала у Хвата про уборную.
Ступала по лестнице неуверенно, одной рукой придерживая юбки, другой теребя завязки рубахи. Чисто в доме, торжественно, пусто. Только внизу слышался неясный гул.
Внизу, однако же, никого. Беса переступила с ноги на ногу, негромко позвала:
— Эй, Хват!
Не была уверена, что оморочень явится, но над плечом откуда ни бывало всплыл огневой шарик.
— Напугал! — отступила Беса. — Следил за мной?
Огонек разово мигнул.
— Гости у лекаря, что ли?
Беса вытянула шею, насквозь просматривая овальную залу, один край которой оканчивался лестницей, с которой только что сошла Беса, другой терялся в густой тени. Показалось, или что-то стеклянно звякнуло в дальней нише?
Огневой шарик трижды покачался перед лицом. Беса махнула рукой:
— Я мешать не стану. Мне по надобности…
Огонек метнулся вбок. Беса пошла следом, по пути оглядываясь через плечо и прислушиваясь к приглушенному гулу, звяканью и тонким, на грани слышимости свисткам, будто сквозь металлическую трубочку пускали пар.
Что-то происходило в доме, она знала это совершенно точно. Волоски на шее поднимались, будто во время грозы. Беса облизала губы.
— Уж не там ли опытная, куда барин мне запретил захаживать? — вслух спросила она.
Огонек утвердительно замигал и описал несколько кругов у лица Бесы, будто предупреждая: Не ходи!
Она тряхнула головой и зашла в уборную, плотно прикрыв за собой дверь.
Да ей и дела нет до грязных тайн лекаря. Первое время, так и быть, она будет помогать доставать ему людову соль, как помогала тятке — неважно, до погребения или после. Но лучше, конечно, до. Бывало, тела вовсе не вскрывались, ежели на то было изволение родных, а платили хорошо. Тогда после погребения тятка дозором ходил по могильнику, выжидая, вернется ли мертвяк навием или на этот раз помилует Мехра.
Потом, скопив червонцев, Беса уедет — еще не знает, куда. Возможно, в Туровск, куда хотели отправить Младко. Там выучится на книжника, будет переписывать толстые тома, а помимо прочего станет вырезать по дереву — в этом Беса была мастер.
Она долго стояла под холодной водой, очищая голову от дурных воспоминаний. Пригладила обеими ладонями кудри, переплела косу. После одернула рубаху и выглянула обратно в залу.
— Эй, Хват… — начала Беса, но умолкла, не увидев рядом огонька. Зато увидела грузную фигуру в белой хламиде — та стояла в дальнем конце, в тени, и сквозь неопрятные патлы волос нельзя было разглядеть лица.
— Здравия вам! — на всякий случай вежливо поприветствовала Беса.
Фигура качнулась и вдруг, вытянув костлявые руки, бросилась навстречу.
С визгом Беса отпрыгнула к стене. Люден проковылял мимо — теперь стало ясно, что это старуха, — и походка оказалась вихляющей, неуверенной. Босые пятки деревянно стукали о пол. Схватив скрюченными пальцами воздух, старуха остановилась и повернулась всем туловищем. Из спутанных волос блеснули бельма глаз.