— Он-то откуда знает?
— Он много чего знает. Про богов, про небесный шатер, про хрустальный терем, где спит бог над богами, и если его разбудить — мир покачнется и треснет.
— Смотри, как бы у тебя от этаких россказней голова не треснула, — усмехнулась Беса. — Хорс, поди, жабьей браги в Усладном Дому напьется, а потом сочиняет.
— Кто напьется?! — рассердился Даньша. — Не было такого!
— А то он перед тобой отчитывается!
— Ну, погоди! — Даньша толкнул Бесу в спину, и та с хохотом кувыркнулась в теплую, подогретую за день воду.
— Давай сюда! — крикнула. — Водичка — ух! Или мавок боишься?
— Да ну тебя! Плавай, зубоскала! — расстроенно махнул рукой Даньша, подхватил обломок удилища и побрел прочь.
— Эх, вы, Гаддашевы баламошки, — вздохнула Беса, упала на спину, раскинув руки, и долго смотрела в темнеющее небо, усыпанное еще тусклыми звездными оспинами и окаймленное по краю полупрозрачной закатной лентой. Думала: напрасно Даньша с Хорсом знается, нахватался от него своеволия, родовое призвание собрался ломать, а это опасно и богам не надобно. Если каждый будет судьбу, записанную в Сваржьих чертогах, на какую захочет менять — разве порядок в Тмуторокани будет?
Перевернулась на живот, хлопнула по темечку подплывшей слишком близко любопытной мавки.
— Брысь! Навье семя.
Мавка булькнула и ушла на дно. Не опасные они, только надоедливые.
Широкими взмахами рассекая воду, Беса проплыла вдоль берега.
Червен уже зажег огневые шары.
Где-то бренчали гусли.
Где-то раздавались веселые голоса.
Червен гулял-веселился, чем ближе к полуночи — тем более распаляясь.
Беса выбралась на камни, выжимая мокрую рубаху.
— Красавица, пошто одна гуляешь? Может, помощь какая требуется?
Компания веселых студентов зубоскалила, оглядывая девушку бесстыдными взглядами.
— Не требуется, благодарю покорно.
Беса юркнула в сарафан, краснея от стыда и коря себя за легкомыслие. И как только додумалась при честном народе почти голышом в речку лезть? Видела бы маменька — давно бы за косу оттаскала.
— Ежели пожелаете, можем и медовухой угостить! — не унимался самый рослый.
Видом походил на Утеша — те же завитые кудри, тот же наглый взгляд.
Подобрав подол сарафана, Беса спешно зашагала прочь. Студенты не отставали.
— Хороша птица!
— Жаль, не наша.
— А я бы поймал в силок. Может, и посватался бы.
— У тебя таких сосватанных уже с дюжину наберется!
Парни загоготали, и сердце Бесы тревожно заколотилось.
Да где же лекарский терем? Или свернула не туда?
Зазевалась — и влетела в чьи-то подставленные руки.
— Пусти! — заверещала, ткнула кулачком в обтянутую атласом грудь.
— Да что же вы, сударыня, не признали?
Беса заморгала, щурясь на возникший перед ней силуэт. Черный сюртук сливался с тенями, оттого белая рубаха и алый шейный платок отчетливо выделялись в огневом дрожащем свете.
— А это кто с вами, извольте полюбопытствовать? — Хорс сощурил глаза, и идущие по пятам студенты замялись.
— Мы только проводить хотели. Не серчай, дядя.
— Не стану, — пообещал Хорс, — если уберетесь прямо сейчас. Счет начинать или сами догадаетесь?
Из-под полы холодно сверкнуло дуло самострела. Студентов как ветром сдуло.
— Обидели вас?
Беса мотнула головой.
— Испугали только.
— А вы чем думали, сударыня, когда в подобном виде посреди Червена расхаживали?
Хорс смерил Бесу оценивающим взглядом, и та раскраснелась. Мокрая рубаха облепила девичьи прелести, сарафан не спасал — все на виду, как есть усладница.
— Привыкайте, — бросил Хорс, пряча самострел, — это не ваша захудалая деревня, где на версту один петух, на две — коровьи кучи, а расхаживать можно, в чем мать родила, никому и дела до того не будет. Тут я за вас в ответе.
— Следили, значит, — буркнула Беса, стыдясь поднимать взгляд, чтобы не встретиться снова с осуждающим взглядом лекаря.
— Хоть бы и следил. Вам еще многое стоит узнать и многому научиться…
Окончание фразы поглотил грохот. Беса от неожиданности взвилась, вскинула голову — над крышами распускались огневые бутоны.
— Что это?
— Шутихи, — ответил Хорс. — Ни разу не видели?
Вместо ответа Беса, остолбенев, следила, как радужно переливаются небесные цветы. Звездная роса осыпалась брызгами, где-то восторженно кричал люд. Колени Беса подкосились, и она опустилась на каменный парапет.
— Не остудитесь, — сказал лекарь и, сбросив сюртук, накинул Бесе на плечи. Накинул — а руку не убрал.