«Пошли курить» — предложил мне Викентий Павлович, забирая сигареты со стола.
В тамбуре мы закурили, дед повернулся лицом к окну, я стоял рядом, прислоняясь спиной к стене. Мне казалось, что старик не хочет возвращаться обратно.
«Ее руки той крови не перевесят, — сказал он, не оборачиваясь, — и почему люди уверены, что одной кровью другую перемерить можно».
«Что делать будем, — спросил я, — может, к Славе пойдем».
«Там полный комплект — повернулся ко мне старик, — но все равно, пойдем, посидим, пока женщины не улягутся».
Дверь тамбура открылась и со стороны соседнего вагона, к нам ввалилась компания молодых южан. Спортивные костюмы, стандартные животы, золотые цепи на заросших шеях.
«Гиви, давай подождем, а то дэвушки потэряются» — предложил один.
«Мужик, дай прикурить» — спросил меня один из колобков, доставая сигареты и не двигаясь с места.
«Когда просят, говорят, пожалуйста» — опередил меня дед, глядя на курильщика озорными глазами.
«Я по-русски это слово произносить не умею» — грузин подошел к деду, разминая сигарету в руке.
«Так научись, не маленький» — спокойно ответил Викентий Павлович, остановив меня еле заметным движением левой руки.
«Какой борзый дед попался, а, — он обернулся к своим и все засмеялись, — не боишься, может на руках поборемся, бить боюсь, помереть можешь».
«Давай» — старик протянул к нему свою правую ладонь. Грузин сжал ее в своей, его лапа была тоже, не из маленьких.
«Чего ты там пыжишься, дед» — успел сказать соперник и тут же стал меняться в лице.
«Ну ладно, хватит, вижу что сильный — изменившимся голосом стал уговаривать он деда и потом, не выдержав боли, завизжал, как свинья — больно, отпусти сволочь, аа..».
Двое остальных бросились на помощь земляку, но я вернул их на место, ударив в грудь первого из помощников.
«На колени» — спокойным голосом произнес дед. Грузин рухнул, как подкошенный, по его небритому лицу текли слезы. Земляки вытаращили на него свои глаза.
«Запомни щенок, на своей земле живи, как хочешь, а на чужой веди себя вежливо» — дед отпустил его руку и она, как деревянная, ударилась об грязный пол.
Грузин со стоном поднялся и отошел к своим. Те, стояли, оторопев, явно, не ожидая, такого урока. Потом очухались и стали грозно гурлыкать по-своему, настраиваясь на реванш. Покалеченный в ответ покачал головой, и указал ею на дверь. Все трое сразу удалились, забыв о девушках.
«Покурим еще — Викентий Павлович достал сигареты — хорошо, размялся и придурка поучил уму разуму».
Дверь тамбура опять отворилась, я приготовился к обороне, но это были две наштукатуренные девочки.
«Здесь не проходили три симпатичных грузинчика» — осведомились они у нас.
«Минуты три, как прошли» — я указал им направление.
«Павлович, а ты, оказывается, здоровяк — с удивлением, смотрел я на него, — я эти игрушки тоже люблю, хорошо, что не напросился».
«Я бы тебя пожалел, ты культурный — ответил дед и предложил, — может пора кредит отоварить».
«Если у Славы обстановка позволит, то отоварим, — согласился я — пошли к нему, хватит тут приключений дожидаться».
Проходя по вагону, я заглянул в наше купе. Старушка уже спала, жена читала у себя на полке, включив светильник. Я сказал, что буду в 4-м купе и, не получив ответа, закрыл дверь.
К нашей радости, обстановка в 4-м купе полностью соответствовала нашим желаниям. Славин собрат вместе с женой, уговорив проводника, уединились, и их не будет до утра. Я отправился к Юре, и он выдал мне три штуки, убедив меня, что этого достаточно. На обратном пути я встретил деда, который возвращался с пакетами и банками консервов в руках. Вывалив продукты на стол, он принялся открывать банки.
«Гуся не захватил» — спросил я.
«Извини, Саша — ответил он, не оборачиваясь, — гусей больше не будет, надо до дома довезти, консервами питаться будем».
«Павлович, у тебя, когда твое Сковордино» — поинтересовался я, чувствуя, что останавливаться нам будет очень тяжело.
«Не волнуйся, — понял меня дед — послезавтра, в восемь утра, если опять где-нибудь пол дня не простоим, уже на сутки опаздываем, одно название, что скорый и на тридцатку дороже».
Он закончил готовить закуску и пододвинул ко мне бутылки. «Давай молодой, работай, а то у меня рука разболелась, — улыбнулся он — перестарался я малость, сколько раз говорил, что надо поосторожнее себя вести, а как увижу хамло, так про все забываю».
На сколько он вообще может опоздать — спросил я деда, протягивая ему стакан.