ОЛЕГ МАРКЕЕВ
Л Е Т А Л Ь Н Ы Й И С Х О Д
политический триллер
© — Олег Маркеев, 2007 г.
От автора
Это не ностальгия, это — фантомные боли. Есть такое странное, не объяснимое наукой явление, как боль в утраченных конечностях. Уже давно ампутирована нога, уже привычен стал протез и загрубела кожа на культе, но нет, нет, да проснется зуд и боль в том, чего уже нет. Странно и страшно это.
Странно и страшно наблюдать признаки фантомных болей после утраты великой страны. Двадцать лет прошло, а стреляет болью рубец, иногда выдавливая из себя черных сгустки сукровицы малых войн на территории «бывшего СССР». Вроде бы все объяснили и все согласились, что гангрена «застоя» поразила живые ткани так, что не спасла даже реанимация «перестройки», вот и пришлось кромсать по живому.
Потеряв великую страну, мы все утратили чувство собственного достоинства от принадлежности к мощи и силе государства, способного освоить не самую благоприятную для жизни одну шестую часть суши и наладить в ней относительно комфортную и безопасную жизнь для большей части населения. И никакими пиар-кампаниями и политическими шоу это чувство не вернуть. Суррогат получается, в эффективность которого слабо верят сами его творцы, как и производители «биологических добавок» не верят в рекламу своих чудодейственных снадобий.
Так уж случилось, что работа над этой книгой совпала с требованием некоторых депутатов Думы снять атрибуты СССР со Знамени Победы. В канун празднования этого святого «праздника со слезами на глазах», последнего истинного государственного и всенародного праздника подобная инициатива «народных избранников» стала верхом маразма и нижней точкой духовной деградации. Точка. Дальше — то состояние, что в народе точно именуюется «нежитью».
Конечно, ветер Истории сметет этих «политических деятелей», как сносит палую листву с гранита Могилы неизвестного солдата. Их удел — забвение. А память о великой стране и подвигах ее народа будет жить вечно.
В тот момент, когда прошел шок от известия об очередной «миро-творческой» инициативы наших «слуг народа», вконец ошалевших от желания переписать историю и переделать мир под себя, любимых, я понял, что не зря пишу эту книгу. Потому что убежден, нет у нас права судить, есть лишь необходимость вспомнить и понять. Без этого никакая «работа над ошибками» невозможна.
Всем, кто присягал красному знамени Последней Империи, как бы не сложилась их судьба после ее гибели, посвящается.
«А когда отгрохочет, когда отболит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
Когда девушки наши сменят шинели на платьишки,
Не забыть бы тогда,
не простить бы
и не потерять».
В. Высоцкий
Глава первая
Доктор смерть
Позывной «Юнкер»
Тюремный дневник
День сто двадцать второй
Сегодня все кончится. Я точно знаю. Не потому, что я так решил.
Знаю.
Это не передать словами. Оно приходит само. Из ничего.
Ничего не изменилось. Но все вдруг стало другим. Настолько, что уже не мерещится, не чувствуешь, не ощущаешь кожей, а знаешь. Знаешь — и все. Это и есть неизбежность. Все уже решено, все отмеряно. Осталось только дождаться. Осталось только позволить судьбе сбыться.
Пять шагов вперед, пять назад. Вперед, назад. От стены к двери.
Когда она откроется, все кончится.
В коридоре пол покрыт толстой резиной. Охранники передвигаются абсолютно бесшумно. Но я научился улавливать их приближение по едва уловимому уплотнению воздуха.
Сейчас они в двадцати шагах от двери. Столько же успею сделать я. Четыре раза от двери и назад.
Мы идем навстречу друг другу. И все вместе на встречу нашей судьбе.
Ровно через пятнадцать шагов все кончится.
Начнется ли что-то взамен, не знаю. Не хочу гадать. Первое, от чего себя отучаешь — надеяться. Самый простой путь сойти с ума, отдать себя на растерзание надежде.
Выхода нет. Запертая дверь — иллюзия. За ней ничего нет.
Десять шагов.
На их месте я бы стрелял с порога. С пяти шагов трудно промахнуться. Или, что еще лучше, подмешал бы что-нибудь в пайку. Не сделали. Иначе бы я сейчас уже лежал колодой на полу. Странно. Они же не могут не знать, что я уже все знаю и готов. Или для них ритуал важнее неизбежных хлопот? Возможно…
Не смей гадать! Еще чуть-чуть и все узнаешь.
Пять шагов. От двери к стене.
Когда повернусь, все кончится.
Кра , браг, бга, хвощь, хвощь, немощь, бга, бга, хвощь, тур, кра, морок, хвощь!
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США
лето 1989 года
22 часа 34 минуты (время местное)
На лице девушки отчетливо читалась готовность. И это Николасу понравилось. Загадки и неопределенность они любил на работе, в личной жизни предпочитал заранее оговоренные отношения.
Он расслабленно откинулся в кресле, потянул вниз узел галстука, и, не таясь, прощупал взглядом острые коленки девушки. Потом скользнул ниже.
Их разделял низкий столик из закаленного темного стекла, и, казалось, на бледно-белые ноги девушки ниже колена натянуты плотные дымчатого цвета гольфы.
Он долго рассматривал ее ступни. Были они породистые, тонкие, красивой лепки.
«Недурно. Чистая «голубая кровь», без всякой примеси крестьянской топорности. И изящная худоба — не последствия детского рахита, а гены. Тут сложно ошибиться, — подумал он. — Тонкие запястья, с беленькой косточкой, и удлиненные пальцы, встречаются часто даже у плебеек. Но такие вот узкие щиколотки, фарфоровые ступни и словно из воска вылепленные пальчики… Нет, это порода».
Он поднял взгляд. Девушка, моментально считав по его глазам, что ей выставлен высший бал, с готовностью ему улыбнулась.
«Хорошие зубы, здоровые волосы, густые брови. С генетикой у нее все в порядке. Единственное, что портит, этот взгляд сучки спаниэля. Впрочем, что ты хотел? Она знает, зачем здесь. И больше тебе ничего от нее не надо. Если ей надо больше, чем я готов заплатить, это ее проблемы. Но что-то мне подсказывает, что свою цену она давно уяснила, и проблем не будет. Америка… Каждый здесь мечтает урвать свой куш, но каждые знает свое место. Поэтому ты, сладкая, утром спустишься на лифте вниз и пойдешь на своих ломких ножках по мостовой, искать другой путь наверх. Может, в каком-нибудь другом пентхаузе и ждет тебя лестница в небо. Но только не здесь и не сейчас».