Он указал на пустующий «грибок» часового, показавшийся из-за угла крайнего пакгауза.
— Земля ля-ля ля-ля… — Кульбаков стрельнул глазами по сторонам. — Видна-а…
Кивнул на выцветшую маскировочную сетку, густо запорошенную белыми от солнца стебельками.
— Что ты видишь, мой юный друг?
— Ну, окоп по яйца выкопали, что тут такого? Лень ребятам, а нормального старшины нет.
— А в окопе, что, Юнкер?
В окопе стоял, стволом в направлении вертолетов, АГС-17*. И две снаряженные коробки. Судя по пыли на металле, стояли давно и без присмотра.
Кульбаков зыркнул по сторонам.
Здесь, что условно можно было назвать тылом автопарка, не было ни души.
— Пока эти черти мух не ловят от жары, Юнкер, подгони-ка поближе «уазик». Нам этот агрегат может очень пригодиться.
— Кульба, ну ты даешь!
— Юнкер, оружие советское? Мы — советские офицеры? Имеем право подержаться за кусочек родины? Еще вопросы есть? И запомни: в армии не воруют, в армии отдельные ротозеи проебывают воинское имущество.
Кульба достал из кармана сигарету, чиркнул зажигалкой, выпустил через ноздри бесцветный дым. Острым глазом полоснул по лицу Максимова.
— Улыбаться Машке будешь на гражданке. Мы для дела его берем. Слышал, трое здесь Ляшко сторожить остаются, восемь летит на «точку». Восемь стволов и ящик тротила! Как тебе такая огневая мощь? Пока Батя, как Чапай на картошке, нам стратегию рисовал, я все про этот агрегат думал. Очком чую, вляпаемся мы там по самое небалуй. А с этим чудом русских оружейников мне там ни разу страшно не будет. Роту можно повалить в легкую.
— Кульба, Батя нас порвет.
— Не ссы, не до смерти. Зато потом спасибо скажет. Еще возражения будут. Если дурак, то опровергай. Даю три секунды. Раз-два три — все, пошел!
Он удержал за рукав Максимова.
— Так, молодой, контрольный вопрос: чья идея была гранатомет скоммуниздить?
— Ну… Моя, конечено, — быстро сообразил Максимов.
— А со мной ты ею поделился?
— Никак нет, товарищ капитан.
Кульбаков усмехнулся.
— Молодец. Генералом не станешь, но двадцать пять лет прослужишь правильно. Иди! Я на стреме постою.
Он толкнул Максимова в плечо и задорно подмигнул.
Позывной «Юнкер»
Тюремный дневник
«Я, Максимов Максим Владимирович, окончил военный институт в 1985 году, стажировку проходил в должности военного переводчика в группе военных советников в Республике Ангола. По окончании учебы присвоено воинское звание лейтенант. Для дальнейшего прохождения службы направлен в Краснознаменный Одесский военный округ. Переводчик при 2 отделе штаба 14 армии. В 1986 направлен Отдельный учебный центр специального назначения Одесского военного округа, должность — военный переводчик. Прошел курс диверсионно-разведывательной подготовки.
1987 году направлен в распоряжение 10 отдела ГШ ВС СССР. С 1987 по 1989 — командирован в Эфиопию, должность — военный советник. В июне 1988 присвоено воинское звание старший лейтенант. В марте 1989 включен состав группы особого назначения под командованием майора Трофимова Ф.А.
С октября 1989 нахожусь под следствием…»
Вот так. Под следствием. Под следствием… В следствии чего? Не бывает следствия без причины. Действительно, должен же быть первый шаг по тропинке, которая уткнулась в стенку этой камеры.
Когда все началось? Пятнадцать лет. Дед однажды открыл тонкую книжечку. В библиотеке у него была масса таких, неизвестного происхождения, с непривычным иностранным шрифтом, старых, даже как-то по особенному пахнущих. Пальцем указал строчку и приказал: «Переведи!» Итальянский я не знал совершенно, но, использовав весь свой английский и тот минимум латыни, что дала бабушка, врач божьей милостью в третьем поколении, она почему-то считала, что латынь, а не математика, — гимнастика для ум, как-то сумел перетолмачить: «Ученный без военной выправки представляет из себя весьма жалкое зрелице».
«А теперь иди и думай!» — бросил дед, захлопнув книжку.
Я только успел схватить глазом автора: Юлиус Эвола.
Ушел думать в свою комнату, где на столе лежала не разобранная коллекция, которую привез с Кольского полуострова. Дед, когда не мог брать с собой в экспедиции, подбрасывал меня своим друзьям. А было их — все геологи и археологии страны.
Деда я не понял, все, с кем довелось бывать в экспедициях, конечно, не были Сталлоне, но мужиками были стопроцентными.
Я перебирал в памяти всех, кого знал. Все было у них, как надо. Но, дед был прав, чего-то не хватало. Чего-то очень важного.
К камням я в тот день не притронулся. И через неделю тоже. Как обрубило. Мир лишился Шлиманна. Шучу. Хотя, кто его знает…
Дядя Витя. Наследник пойдет в военное. Бабушка вздохнула. Даже не начинай!» В доме «Домострой» мог бы быть Библией, если бы дед не знал его наизусть.
— А ты сам как считаешь?
— Пока морально не готов убежать из дома.
— Есть же середина. Военный институт.
— Где на Рихарда Зорге учат?
— Первый раз слышу.
— А конкурс по «блату» туда знаете, какой?
— Тем интересней будет победить. К деду на истфак ты всегда успеешь по блату поступить.
Дед, неинтеллигентно, сложил кукиш и показал внуку, потом дяде Вите.
А, то, что мы не правильные военные я понял на первом же курсе. На первом этаже была караулка, на втором спал курс военных юристов. Юрики у нас были, как негры в Америке, презираемое меньшинство. Нам платили тем же, но, если разобраться, за дело. Раньше завтрака никто из коек не выбирался. А юрики подрывались, как положено по уставу, за сорок пять секунд. Кому-то из них это и спасло жизнь.
В караул пошла « языковая» группа. Народ, в полном отрыве от начальства, дрых сутки напролет, прерывая сон только выходом на посты. В сомнамбулическом состоянии какой-то уникум заряжал автомат. Контрольный спуск он произвел, присоединив магазин. Дернул затвор и нажал на крючок, как учили. Автомат, почему-то, бабахнул.
Пуля пробила потолок, который был полом для казармы юристов, и прошила подушку, на которой, слава богу, уже ничья голова не видела молодецкие сны. Выстрел прозвучал ровно в семь пятьдесят, когда рота юристов уже выстроилась в коридоре по команде «Подъем!»
Как ревел потом кастрированным морским котиком начальник курса, ясли бы на первом этаже спали переводчики, смертельного случая не избежать.
Командировка. Атака против солнца. То ли посчитали, что свои теперь под ними, то ли не рассчитали угол атаки, но лихо отбомбились по своим. Наш КП превратился в лунную поверхность. Советник начальника штаба бригады, с которым мы успели на уазике отъехать на пару километров, материться начал только на следующий день. До этого двадцать четыре часа молчал и только бешено вращал глазами.
Переводчик — это среднее между хабибом и «пиджаком». Ни один переводчик не стал генералом.
Средний путь. Прыжки с Бендерским полком десантной дивизии. Школа под Одессой. Кубинцы, сирийцы, и прочие цветные лидеры повстанческих армий и террористических группировок.