- Почему?
- Какие еще у него могут быть друзья, кроме таких, как ты.
- Каких таких?
- Мрачных, скрытных и подозрительных, - он натянуто ухмыльнулся.
- Неужели все о нем такого мнения? - спросил я.
- Я не знаю, - парень пожал плечами, - некоторые от него без ума, считают его самым лучшим преподавателем, совершенным и безупречным. Другие называют его тираном и самодуром.
- А как думаешь ты?
- Я считаю, что отчасти правы и те, и другое. Но что он отличается от других, это точно. От других людей.
Я внимательно смотрел на него и пытался определить, знает ли он, насколько сильно наш общий знакомый отличается от других людей. И если знает, то, как много.
- У меня будет к тебе одна просьба, - сказал я, - я хочу, что бы ты подошел к нему, и сказал, что я не забыл о нем, и не прочь поболтать при случае. Скажи, что я друг Анастасии.
- А почему ты сам не можешь этого сделать?
Мы смотрели друг на друга так, как смотрят в зеркало, когда пытаются различить в отражении что-то, что раскроет нам какой-то неведомый секрет. Так прошла одна минута, но я не спешил отвечать на его вопрос. В конце концов, он закрыл глаза и выдохнул.
- Ладно, - сказал он, - я сделаю, что ты хочешь, но при одном условии.
- Каком?
- Ты снимешь свои очки.
Когда я шел в парк, то не планировал такой поворот событий. Мне хотелось бы сохранить свое инкогнито как можно дольше. Но этот парень раскусил меня за десять минут. Либо это он оказался слишком умен, либо это я слишком тупой.
- Если ты просишь об этом, то и так уже все понял, - ответил я.
- Я хочу быть уверенным до конца.
- Как пожелаешь, - сказа я и снял очки.
Парень смотрел в мою пустую глазницу и его лицо постепенно искажалось. На нем отобразилось некое гротескное подобие улыбки, а потом он откинулся на спинку и засмеялся тихим и совсем уж безумным смехом.
- И что ты будешь делать со своей уверенностью? - спросил я.
Он встал и закинул рюкзак на плечо.
- Я сделаю то, что хотел сделать так давно, - сказал он, и пошёл в сторону университета.
Когда он ушел, я снова остался один в этом уютном закоулке парка. Я не знал, что задумал этот парень, да мне было плевать, главное, что бы мои слова дошли до адресата. Жаль, что я не могу передать их лично, жаль, что не получилось увидеть его.
Я снова остался один. Все возвратилось на круги своя. Я думал, изменилось ли что-то с недавних пор. В этот мрачный и пасмурный день, когда нельзя было увидеть ни одной четкой линии, потому что вокруг была сплошная тень, все было как всегда. Я был все тем же, а рядом со мной сидел мой воображаемый двойник, мое альтер-эго, смотрел на меня, и давал понять, что, по большому счету, не изменилось ничего.
Я снова остался один и мне придется заниматься тем же, чем я занимался всю свою жизнь - ждать, пока наступит вечер, и постараться не умереть за это время. За все время я научился доживать до вечера, пускай это и был ежедневный вызов моей силе воли, терпению, самообладанию и еще неведомо чему. Скорее всего, это был страх. Именно он удерживал меня от того, что бы потуже затянуть петлю на своей шее, сделать разрез на предплечье более глубоким. Так или иначе, я проживал каждый свой день, в надежде, что завтра испытание будет не таким трудным, но по-настоящему не верил в это никогда, потому что знал, что по-другому быть не может. Иногда я думал, почему бы не ощутить эйфорию от свободного полета в пропасть, вместо того, что бы на протяжении долгих лет карабкаться вниз по ее отвесному склону. В любом случае я окажусь на дне.
Я часто смотрел на других людей, и никак не мог понять, каким образом им удается жить с улыбкой на лице. Это была для меня загадка, и я изо всех сил пытался проникнуть в их разум, что бы найти там ответ на так интересующий меня вопрос.
Я тоже мог бы быть счастлив, иногда думал я. Если бы превратился в гигантского паука, который может с легкостью ползать по отвесным склонам пропасти и внушать ужас одним своим видом. Никто не сможет убежать от меня, потому что люди связаны друг с другом веревками, которые нужны им, что бы не сорваться вниз. Они не смогут броситься в рассыпную, потому что связаны друг с другом, и стоит мне только дотянуться до одного, как я достану из всех. А для тех, кто окажется самым храбрым, кто, нагло смеясь, глядя в мои восемь глаз, прыгнет вниз, я сплету сеть на высоте нескольких метров от дна. Те, кто решил послать все к черту, будут влачить своё существование в моей паутине, глядя на острые камни и останки тех, кто уже обрел свой покой. Возможно, я был бы счастлив. И не только потому, что паучья жизнь заключает в себе все эти славные возможности, сколько по той причине, что его нервная система развита недостаточно, что бы думать о чем угодно.