========== Не хотели ли эти губы…? (джен) ==========
В те моменты, когда до боли сжимает деревянные шероховатые перила, когда жадно глотает в себя сигаретный резкий дым, она боится, что волна отчаяния захлестнет её с головой и никто не подаст руку, не вытащит из этого всего. Она хочет открыть рот и закричать простое: “По-мо-ги-те”, но губы напоминают вату, не слушаются её совсем.
Друг сидит напротив, тревожно вглядывается в глаза, пытаясь дойти до самой души и увидеть всю суть. Ему можно даже шепнуть — всё равно просьбу услышит. Но губы чуть вздрагивают и медленно растягиваются в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку. И плечи друга приопускаются, лицо обеспокоенное разглаживается. Он и рад обмануться такими неубедительными внешними признаками.
А она и рада обмануть его такими неубедительными, но почему-то действующими приёмами. И одновременно не рада.
Она попросит о помощи на заплеванной лестнице, когда рука промахнется мимо перил, когда сигарета вылетит из ослабевших губ, когда уже не будет напротив внимательных (и обманутых слишком часто) глаз. Попросит, во многом из-за этого.
А потом она встанет с заплеванной лестницы, шмыгнет носом, забудет про сигареты и войдет в общество. Смелость гладиатора — успокаивающе гладить по плечу, смотреть прямо в глаза и откровенно врать клишированными фразами несчастному: “Всё будет хорошо”. Иногда ей верили, иногда же улыбались горько и благодарили, хотя губы при этом слишком часто дрожали.
Не хотели ли эти губы попросить помощи?
Не хотели ли эти губы попросить прощения за будущие вечера, в которые она будет умирать и воскресать на прокуренных лестничных пролётах? После таких вечеров чаще всего это и происходит.
Даже если и хотели, то что-то их останавливало. И цикл шёл дальше. А знаете почему? Она ведь знает ответ.
У каждого на плечах своя ноша.
========== Бедный мальчик (джен) ==========
Мальчишка привычно придержал две кнопки на замке, который тут же ответил щелчком, и потянул дверь на себя. Все на улице давно знали код от двери его подъезда. Так какой тогда смысл в замке? Почему нельзя поставить домофон? Ванька не стал придерживать дверь, и та громко хлопнула за спиной мальчика. Тот дернулся и резко обернулся. Теперь она еще и хлопает громко! Не подъезд, а извечная проблема — мальчик пнул шприц, валяющийся на ступеньке, и привычно оглядел записи на зеленых стенах. Впрочем, бутылки на подоконнике он не задел — внутри них что-то блестело, и окончательно громить свой подъезд мальчик не хотел. Он легко преодолел все лестничные пролеты, добрался до самого высшего, пятого этажа и подошел к деревянной желтоватой двери. Подергал за ручку осторожно.
Звонить нельзя. Стучать тоже. Только трясти. Это был секретный код, по которому мама узнавала, что перед дверью стоит кто-то знакомый. Он облокотился на перила напротив двери и подождал. Прошла минута. Ничего не изменилось. Мальчик еще подергал дверь. Ни-че-го. Еще раз. Прикладывается ухом к щели между дверью и стеной. Никого не слышно.
Ваня опускается ниже, находит взглядом замочную скважину. И он облегченно вздыхает, дверь заперта снаружи. Просто мама еще не дома, она думает, что он еще в школе. И пусть так думает дальше. Правда, в квартиру он никак не зайдет — не так давно потерял ключ от двери и до сих пор не смог решиться рассказать об этом. Значит, придется посидеть на лестничной клетке, или…
Мальчик спускается вниз, до второго этажа. Находит нужную дверь и нажимает на звонок. За дверью явно слышатся шаги и приговаривания: “Сейчас, сейчас…” Мальчик не возражает, ждет, пока вход в квартиру не распахивается. За порогом он видит рыжую старушку, которая улыбается ему приветливо.
— Заходи, Ванечка! Ты со школы?
— Угу… — пробормотал мальчик, — Ирина Петровна, можете дать ножницы, а то дома найти не могу.
Мальчик давным-давно заметил, что замок их двери спокойно можно отпереть ножницами. Только нужно правильно их вставить… а уж это делать он научился. А соседка Ирина Петровна — единственный человек, которая помогает Ване делом, а не словами.
Все они говорят: “Неблагополучная семья”, “бедный мальчик”, “тяжелое положение”… А дальше слов этих не заходит. Так и живет бедный мальчик Иван Авдеев из неблагополучной семьи с тяжелым положением. А помочь ему никто не может. Лишь к Ирине Петровне он может иногда заглянуть, когда с голоду совсем умирает.
— Конечно, — отвечает старушка, — А ты, Вань, зайди пока. Подожди, я сейчас…
Она запирает дверь за мальчиком, который неловко останавливается посередине коридора. Здесь было все чисто и опрятно - светлые обои, старый телефонный аппарат, чистое зеркало, яркий свет, величественная шуба на красивой вешалке - и мальчонка в серой грязной куртке и простецкой черной шапке выглядит здесь большим пятном. Непонятно даже, что он здесь вообще делает — он никто для этой женщины, лишь внук хорошей знакомой и соседки.
Ирина Петровна любила рассказывать Ване о его бабушке. Мальчик, который её не успел запомнить - слишком маленький был, когда она умерла, - внимательно слушал эти рассказы, чтобы потом забыть их, едва выйдет из этого удивительного места. Здесь была вкусная еда, добрая бабушка, чистота и тишина. За это и любил Ваня квартиру Ирины Петровны.
Она возвратилась нескоро. Мальчик успел испереживаться, все более неуверенно он чувствовал себя в этом месте. Но она вернулась — но не только с ножницами, а еще и с гостинцами. Ваня успел заметить красное яблоко и сразу же все понял.
— Спасибо большое, но не стоит, - начал он было.
— Нет, нет, Ваня! Это мой подарок. Недавно праздник был православный и…
Мальчик принял подарок с непроницаемым выражением лица, в душе порадовавшись, что его не послушались. Ножницы он взял, но перед тем клятвенно заверил Ирину Петровну, что обязательно их завтра вернет.
Напоследок его спросили:
— Как у тебя дела? Как успехи в учебе?
— Все хорошо, — улыбнулся он.
Врать с приятной улыбкой на лице он научился очень хорошо.
***
На экране высветилась ярко-желтая радостная надпись: 500. Повисела недолго, после чего из автомата повалили монетки. С независимым видом за этим наблюдал худощавый мальчишка, привалившись на колонну и скрестив руки на груди. Мужчина начал собирать монеты, пока наконец лоток не опустел, а цифры с экрана не исчезли. И вновь радостный и нелепый механик готов бежать, искать спрятанные деньги. Мужчина кинул монетку - яркая фигурка пошла. Еще кинул - еще пройдет веселой походкой.
Мальчишка же был сторонним наблюдателем, молчаливо глядевшим в экран лотерейного аппарата. Сам он за все время кинул лишь одну монетку, с серьезным лицом, заранее зная, что уж он-то ничего не выиграет. Но он надеялся. Он был бы не против, если ему выпали хотя бы пятьдесят рублей. Но тогда он потратил ту десятку зря, после чего окончательно разочаровался в своей удаче.
Мужчина еще покидал в автомат несколько монет и, ничего не добившись, пошел прочь. А мальчик остался. У мальчика было дело.
Он вытащил из рукава черно-серой куртенки ветку и полез под автомат с этой палочкой. Щель между полом и автоматом была слишком узка для руки мальчонки, но палочки свободно проходили в нее. Осторожно подвигав её, он с сожалением понял, что так он ничего не достанет. Пришлось лечь на грязный асфальт животом. Только тогда ему удалось вытащить четыре монетки, по воле случая закатившиеся под автомат. Оглядев еще раз, мальчик поднялся с асфальта, отряхнулся от пыли, после чего внимательно оглядел сами автоматы. Иногда в них застревали монеты. Иногда кто-то забывал в лотке монетку-другую. Всякие бывали случаи.
Однажды Ваня нашел в лотке кучу десятирублевых монет, притом, что рядом никого не было. Тогда он, без всякого зазрения совести, забрал их все себе. Насчитал больше ста пятидесяти рублей. Для шестиклассника Вани Авдеева это была большая сумма. Маме хватило бы на три пачки сигарет. А мальчику — на три килограмма макарон и батон хлеба, и еще на сухарики из “Пятёрочки”.