В десятке шагов от железнодорожных линий раскинулись широкие, старые деревья, глухие от шума проезжающих поездов. Ветви у них поломаны то ли ветром злым, то ли детьми глупыми. И зеленые листья кое-где пожелтели. Безжалостно наступал август.
А еще был мальчик. Низкий ростом, с спортивными штанами цвета асфальта, на которых еще колени чуть зеленые от травяного сока. Грязно-желтые пакли волос трепал ветер. Под джинсовкой с протертыми локтями и незакрывающимися карманами скрывалась желтая майка с парой заметных дырок. Но глаза у мальчика… удивительно теплые для светло-голубых, слишком выделяющиеся в этом грязном мире, на этом обычном мальчике.
Мальчик целые дни тратил на железную дорогу. Усиживался на желтоватую травку, не обращая внимания на муравьев, да напряженно вглядывался вдаль. Казалось мальчику, что там, в этой дали, и трава будет зеленее, и камни чище, и люди совсем другие. Да такие же мальчики ходят по ровным улицам, в новых джинсовках и красивых футболках, и солнце им приветливо улыбается. Но даль эта была слишком далека для одного мальчика. И оставалось только вглядываться в неё, ожидать приезда поезда.
И они проезжали. Красивые, чистые, окна блестят приветливо, дымок из трубы вьется кольцами, ровный ритм колёса отбивают. А мальчик смотрел на них с надеждой. Машинисты ведь видят его. Иногда даже гудят, здороваются. Но никогда не останавливаются. Проезжают мимо, люди из поездов смотрят на него просто и едут дальше, в прекрасную даль, а мальчик остается, пальцы неровные в кулаки сжимает и смотрит им вслед.
Каждый день он встречал поезда, три в день всегда проезжало, и каждый раз они здоровались с ним и проезжали мимо. Красивые, ладные, удивительные поезда. А он смотрел им вслед.
Была у мальчика усталая мама. Когда-то она была красивая, но жестокие годы забрали её красоту. Похожа она была на своего сына, вот только глаза у неё были самые обычные, блекло-голубые и уже пустые. И как-то раз мальчик пришел домой после того, как проводил третий поезд, и спросил её, почему они не могут уехать отсюда. Мама лишь посмеялась тихо над этой “шуткой”, посмеялась грустно и после чего сказала, что она приготовила суп рыбный, да компот, а мальчик давно не кушал. Он спросил еще раз. Мама взглянула на него странно и сказала, что не все так просто во взрослой жизни.
Эта взрослая жизнь давно уже не была взрослой для мальчиков и девочек этой деревни. Они делили её вместе с матерями и отцами, бабушками и дедушками. Мальчик помогал маме (до приезда первого поезда) на огороде, в саду, убирался, даже пару раз помогал ей на работе. Жизнь взрослых ничем не отличалась от его жизни. Или… мама никогда не ходила смотреть на поезда. И никто из взрослых не ходил никогда.
— Зачем жить такой взрослой жизнью? — спросил мальчик, — Давай просто уедем подальше от взрослой жизни на поезде.
Мама не услышала его. Просто напомнила, что время позднее и пора ложиться спать.
Мальчик спать ложился только ради того, чтобы пришел следующий день, и снова приехали те самые поезда. В этот день он чувствовал внутри себя неясное чувство. Что-то подсказывало ему, что день завтрашний будет особенный. И он заснул быстро.
На следующий особый день, он привычно оделся, попрощался с мамой и побежал снова к железным путям, ведущим вдаль. День на первый взгляд не отличался от других. Трава еще больше пожухла, первые листья сорвались с деревьев, солнце также равнодушно жгло землю лучами. И тишина вокруг, которую нарушал лишь хруст камней под серыми от грязи кроссовками мальчика.
Но вдруг тишину прорезал знакомый гудок. Мальчик вздрогнул, узнав звук приближающегося поезда, даже почувствовал мурашки от накатывающегося чувства удовольствия.
И вот показывается зеленый блестящий локомотив, из трубы которого идет настоящий дым. И слышен стук колес по рельсам, под который сердце мальчика осторожно подстраивается. Он и в самом деле чувствует этот поезд, всю его мощь, несущуюся туда, в прекрасную даль, в которой он никогда не будет. Чувство захватило его с головой. И вдруг он резко закричал, перекрикивая приветственный гудок:
— Здесь я! Здесь! Заберите меня с собой! Заберите отсюда!! Пожалуйста! Заберите меня отсюда!
Мальчик кричал, в горле словно трещины появлялись, воздуха стало не хватать. И стук колес уже не перекричать, но он не успокаивается, из последних сил выдает:
— Я здесь! Заберите…! Отсюда, с собой… туда… заберите!
И мимо него проносится великолепный зеленый локомотив, не притормаживая, и пронес за собой пяток ладных вагончиков. А мальчик остался, а мальчик кричал, пока хвост поезда не исчез за горизонтом:
— Заберите меня отсюда! Здесь я! Я здесь!
Ноги подкосились, и упал он на пыльную дорогу мешком грузным. Вставать не хотелось до ужаса. Зачем вставать, если от этого ничего не изменится? Он лежал с открытыми ясными голубыми глазами, смотрел на пыльную дорогу, на жухлую траву, затем перевернулся на спину и уставился на солнце равнодушное. Смотрел и чувствовал, что медленно из глаз текут слёзы. Мальчик плакал, лёжа спиной на пыльной дороге, глядя на равнодушный и темный мир, который был ему чужим. Дорожки мокрые на щеках собрали пыль на себе и стали грязными. Мальчик долго лежал так, пока медленно, положив ладони на дорогу, на острые камни, не встал с дороги, вытер грязными ладонями слезы, превратив их в грязные разводы на щеках.
Мальчик невидящими глазами уставился вдаль. Ветер трепал его грязно-темные волосы, пыльно-липкие щеки, тонкие бледные губы, джинсовку потертую, серые спортивные штаны и кроссовки цвета асфальта.
А потом снова послышался стук колес, снова гудок зазвенел в этом теплом и сухом воздухе. Мальчик побежал к рельсам, не веря своим ушам, и увидел вдалеке еще один поезд, такой же блестящий, который ехал прямиком из прекрасной дали. Мальчик улыбнулся ярко, искренне, и в глазах его исчезла мутная пленка отчаяния, и снова он верил в поезд, который точно заберет его отсюда. По-другому и быть не может.
Он стоял прямо на одной из деревянных досок, лежавших поперек двух железных линий, и смотрел на зеленый локомотив, который медленно приближался к нему. Майка желтая к телу прилипла. Жарко. Душно. Здесь ему было душно. И поток ветра от поезда обдал его тело, избавил от этой духоты.
А потом он опомнился, испугался, и отпрыгнул прочь с путей, побежал на возвышенность, чтобы крикнуть снова в надежде на доброго машиниста:
— Здесь я! Заберите меня отсюда!
И выглянул человек из окна локомотива, встретился с ним глазами. Он был высоко и далеко, но мальчик ясно увидел его глаза: бледно-голубые, пустые, усталые глаза. И слова сами собой застряли в глотке, и снова духота напала на него с новой силой. Поезд снова умчался вдаль, в прекрасную даль, а мальчик остался на этой земляной насыпи, один, с разбитыми надеждами и застрявшей в голове мыслью: о таких же бледно-голубых усталых глазах машиниста, едущего из прекрасной дали.
И мальчик стоял, чувствуя подступающие слезы, с болью тупой в районе сердца и молчал.
Третьего поезда он ждать не стал. Пришёл домой с тяжелым грузом на плечах, скинул потертую джинсовку и вошёл в гостиную. Встретился взглядом с мамой, с такими же усталыми и пустыми глазами, улыбнулся ей натянуто и сказал:
— Я дома!
— Что-то произошло? — взволнованно спросила она, глядя на родного сына, в котором что-то изменилось, — Слишком рано ты пришёл.
Он резко помотал головой. Мама вздохнула, но ничего говорить не стала. Мальчик же пошёл в ванную, чтобы смыть с себя грязь, которая словно бы жгла его лицо. Долго он умывался, натирал мылом лицо, пока наконец не вытерся полотенцем и взглянул на свое отражение.
Отражение с блекло-голубые, усталыми и уже пустыми глазами натянуто улыбнулось ему.
========== Любить за глаза (гет) ==========
Она влюбилась в его глаза: удивительно зеленые с черными точками вокруг зрачка. Глаза - это зеркало души? Чушь. Невозможно потеряться в Зазеркалье чьей-то души, особенно, если она была е-г-о. Она готова была простить его импульсивные поступки, слишком крепкие руки, держащие её ладонь, сжатые губы и скупо брошенные (те самые) слова, которые говорят совсем по-другому, не как необходимость. Она готова была простить его за все недостатки только из-за этих глаз, из-за кривого зеркала его маленькой души, которая казалась в нём огромной и… другой.