"О, да, когда я впервые обнаружил -- когда это начало происходить со мной, понимаете -- меня попросту сбило с катушек. Я ужаснулся! Я не мог в это поверить. Я был так уверен, что со мной этого не случится. Детьми мы часто шутили о всяких там "летунах", о том, как в один прекрасный день это с кем-то происходит -- но я? Крылья растут - у меня? Такого не могло произойти со мной. Поэтому, когда у меня разболелась голова, потом некоторое время ломило зубы, а потом начались боли в спине, я продолжал убеждать себя, что это всего лишь зубная боль, что у меня инфекция, абсцесс... Но когда все началось по-настоящему, больше нельзя было дурить самого себя. Это было ужасно. Я помню не слишком много. Было плохо. Все болело. Вначале словно ножами резали между лопаток, потом клыками грызли хребет. А потом заболело все остальное: руки, ноги, пальцы, лицо... А я был такой слабый, что не мог стоять. Я выбрался из постели и свалился на пол -- и не мог подняться. Я лежал на полу и звал мать: "Мама! Мама! Подойди, пожалуйста!" Она спала. Она работала допоздна официанткой в ресторане и возвращалась домой заметно заполночь, поэтому спала крепко. А я чувствовал, как пол подо мной становится горячим. У меня был такой жар от лихорадки, что я пытался подвинуть лицо на более прохладное место пола...
Ну, я не знаю, то ли боль ослабла, то ли я просто привык к ней, но через пару месяцев стало чуток получше. Хотя было тяжело. Долго, тупо, странно. Лежать там все время. Но не на спине. Понимаете, больше никогда в жизни не ляжешь на спину. И так тяжело спать по ночам. Когда болит, то всегда по ночам болит сильнее. Все время легкая лихорадка, все время в голову приходят странные мысли, рождаются забавные идеи. И никогда ни одну мысль невозможно додумать до конца, невозможно придерживаться только одной идеи. Я чувствовал себя так, словно вообще разучился по-настоящему думать. Мысли просто приходили ко мне и пролетали насквозь, а я всего лишь следил за ними. И больше никаких планов на будущее, потому что каким теперь было мое будущее? Я хотел быть школьным учителем. Моя мать так радовалась этому, поощряла, чтобы я оставался в школе дополнительный год поднатаскаться для учительского колледжа... Что ж, в свой девятнадцатый день рождения я лежал в маленькой комнате нашей трехкомнатной квартиры над продуктовым магазином в переулке Кружевниц. Мать принесла праздничную еду из ресторана и бутылку медового вина, мы пытались устроить праздник, но я не мог пить вино, а она не могла есть, потому что все время плакала. Зато есть-то я мог, я теперь всегда был зверски голоден и это ее немного радовало... Бедная мама!
Что ж, мало-помалу я выбрался из кризиса, крылья постепенно росли -большие, уродливые, свисающие голые штуки, отвратительные на вид, если уж об этом речь, и стало даже еще хуже, когда они начали оперяться, зачатки перьев напоминали громадные прыщи... - но когда появились маховые и вторичные перья, и я начал ощущать там мускулатуру, научился встряхивать свои крылья, расправлять их немного и поднимать, и у меня больше не было лихорадки, или, наверное, я просто привык, что лихорадка у меня все время, я не очень чувствую разницу -- и я научился вставать и расхаживать по комнате, и чувствовал, какое легкое теперь у меня тело, словно сила тяжести на меня больше не действует, даже с весом этих громадных крыльев, волочащихся вслед за мной... но я уже мог поднимать их, мог отрывать их от пола...
Но сам, однако, еще оторваться не мог. Я оставался прикованным к земле. Тело чувствовало легкость, но я выматывался пытаясь просто ходить, становился слабым и трясущимся. Раньше я очень хорошо прыгал в длину, но теперь не мог оторвать от земли сразу обе ноги.
Чувствовал я себя много лучше, но меня беспокоило, что я такой слабый, и я ощущал себя запертым. Словно я в капкане. Потом пришел летатель, житель пригорода, который услышал обо мне. Летатели приглядывают за детьми, проходящими через изменение. Он уже заходил пару раз, чтобы успокоить мать и убедиться, что со мной все хорошо. Я был ему благодарен за это. Теперь он снова пришел, долго говорил со мной и показал упражнения, которые нужно делать. И я их делал, каждый день, почти все время, часами и часами. Что еще мне оставалось? Мне нравилось читать, но чтению больше не удавалось удерживать мое внимание. Мне хотелось пойти в театр, но я не мог этого сделать, я все еще не был достаточно силен. А в общественных местах, вроде театров, нет места для людей с не подвязанными крыльями, там вы занимаете слишком много пространства и причиняете беспокойство окружающим. В школе мне хорошо давалась математика, но я больше не мог сосредоточиться ни на одной задаче. Все они казались неважными. Поэтому ничего не оставалось, как только выполнять упражнения, те, которым научил меня летатель. И я их выполнял. Все время.
И упражнения помогли. Места на самом-то деле было мало даже в нашей гостиной. Я не мог полностью поднять крылья вертикально, но я делал, что мог. Я почувствовал себя лучше, я стал сильнее. У меня наконец появилось ощущение, что мои крылья принадлежат мне. Они стали частью меня. Или я стал частью их.
Тогда в один прекрасный день я не смог больше оставаться взаперти. Я провел взаперти тринадцать месяцев, в этих трех маленьких комнатках, большую часть времени просто в одной комнате, тринадцать месяцев! Мама тогда была на работе. Я пошел вниз по лестнице, сделал первые десять шагов, а потом поднял свои крылья. Даже при том, что лестничный пролет был слишком узок, я смог их немного поднять и с последних шести ступенек прыгнул и спланировал. Как смог. Я очень сильно ударился подошвами, колени подогнулись, но, в общем, я не упал. Это не было полетом, но и падением это не было.