Хенкель был шведским парнишкой с паршивым английским и подозрениями на умственную отсталость. С трудом объяснив, что им от него нужно, мужчины все-таки заставили молодца взяться за тачку и послушно следовать за ученым по улице через частые ямы и кочки.
Совсем скоро профессор нашел с полдюжины интересных камней. С большим энтузиазмом погрузив их все в тачку, ученый приказал везти находку домой; ноша оказалась тяжела даже для ловкого и сильного юноши — уже на полпути он совсем выдохся.
Макдейл, репортер желтой прессы, из окна увидел, как они идут по двору.
«Отличный шанс выудить из профессора что-нибудь интересненькое», — подумал он и быстро побежал к нему навстречу.
Хенкель с открытым ртом слонялся вокруг, тупым взглядом осматривая пространство.
— Уходи. Эй, ты. Кыш! — сказал Макдейл, сопровождая свои слова прогоняющим жестом.
К сожалению движения его рук оказались направлены в сторону, откуда мальчик с профессором только что вернулись со своей находкой. Уставший юноша беспрекословно взялся за ручки тележки и покатил ее обратно, на что профессор, с головой погруженный в изучение первого найденного экземпляра, не обратил никакого внимания.
— Смотрите, — взволнованно сказал он Макдейлу. — Это бесспорно след более маленькой особи, чем наша. Наверняка это молодой птеранодон или, может быть, какой-то более мелкий подвид.
Притворившись чрезвычайно заинтересованным этой находкой, репортер начал выуживать из простодушного профессора его теорию. Вскоре Макдейл уже мчался вверх по лестнице в свою комнату — боялся «уронить ручку» на ученого, такой поток разнообразных идей разлился в его сознании, — как вдруг в коридоре врезался в Элдона Смита.
— Что-нибудь нашли? — спросил Смит (так было принято говорить среди журналистов).
— Воскресная чепуха и еще кое-что потрясающее! — ответил Макдейл. — Вы этого не хотели, но это настоящая сенсация. Только представьте: целый разворот с вселяющим ужас рисунком Pteranodaceus Dingbattius и фотография профессора Равендена в максимально большом размере, какой сможем найти.
— Довольно жестоко по отношению к профессору, — сказал Элдон Смит. — Он старик довольно образцовый.
— О, да я же не хочу его оболгать, — запротестовал Макдейл. — И высмеивать я тоже никого не собираюсь. Это только помешает нашей истории.
— Вы хоть представляете себе, что станет с его репутацией в научном мире, когда его выставят защитником этого лупоглазого кошмара? — сказал Смит.
— О, да его просто вытолкают оттуда, — согласился клеветник. — Но это уже не мое дело. А самый сок в этом всем то, что он верит в эту бредовую птицу, будто бы видел ее собственными глазами.
Вдруг Элдон Смит подбежал к окну, с громким хлопком распахнул ставни и высунулся на улицу.
— Вы это слышали? — крикнул он.
Макдейл сию же секунду подбежал к нему. Они стояли и напряженно вслушивались, и тут внезапно воздух пронзил слабый, но страшный и душераздирающий крик неописуемого ужаса.
Весь дом мигом проснулся. Кто-то просил найти фонари. Другой голос кричал профессору Равендену вернуться домой и подождать, а не нестись в непроглядную темноту без света. Двое репортеров вместе с братьями Колтонами одновременно выбежали на веранду.
Вопли становились все громче. Они издавались равными интервалами, будто заведенный механизм.
— Похоже на истерию, — сказал Дик Колтон. — Кто-нибудь может сказать, откуда он идет?
Будто в ответ издалека послышались сухие нотки профессорского голоса.
— Вон там. Он здесь.
Послышался звук торопливых шагов.
— Я его достал, — крикнул профессор Равенден.
Жуткий крик стал еще громче, но на этот раз он не оборвался, а перелился в длинный рыдающий вой. Через несколько мгновений в поле зрения появился ученый, таща на себе едва ковыляющего шведского мальчишку.
— Он без сознания, — сказал профессор. — Бегал где-то вокруг меня, но не отзывался; когда я его поймал, он камнем упал, будто его кто-то ударил. Но думаю, что он не ранен.
— Ни царапины, — сказал Дик Колтон, — но определенно до смерти напуган.
Хенкель пришел в себя только через час. Вытащить из парня ничего не удалось: он только сидел и трясся, захлестываемый волнами неописуемого ужаса. Один раз он сделал странный жест руками, очень похожий на тот, который делал Уолли в ночь кораблекрушения. Доктор дал ему снотворное и договорился навестить его следующим утром.