Выбрать главу

Якову стало не по себе.

— Хаим, — ласково позвал он, — мальчик мой, что ты увидел на стене?

Мальчик никак не реагировал на слова отца. Даже когда раввин осторожно погладил его по головке, не пошевелился. Лоб его был сухим и очень горячим.

Решив, что ребенок заболел, реб Яков подхватил его на руки, завернул в теплое одеяльце (дело было уже зимой) и побежал к Шифре, жившей через два дома от него.

Та еще не спала, сразу же открыла дверь на его стук. Раввин, путаясь в словах, кое-как объяснил старухе, что, дескать, вот — у мальчика жар.

Знахарка внимательно осмотрела малыша. Ее лицо стало очень озабоченным, она несколько раз покачала головой. Раввин с тревогой ждал ее слов. Шифра что-то пошептала над мальчиком, Хаим несколько раз сонно моргнул глазками и уснул. Отец его облегченно вздохнул. Но, видя странное выражение лица знахарки, вновь взволновался.

— Что с ним? — шепотом спросил он. — Что с моим сыном, Шифра?

— Странная у него болезнь, — пробормотала Шифра, продолжая пристально вглядываться в спокойное лицо мальчика. — Очень странная… Скажите-ка, рабби, уж не серчайте на соседку, но сдается мне, что мальчик за последнее время изрядно исхудал, правда?

Раввин нахмурился. Похоже, свалив все дела на служанку, он стал меньше обращать внимание на сына.

— Нет, я так не думаю, — сказал он, словно оправдываясь. — Хаим живой мальчик, очень подвижный. Правда, он еще не ходит…

— А надо бы, — сказала знахарка. — Когда я присматривала за ним по вашей просьбе, рабби, он ведь уже начал ходить. Сейчас, говорите, совсем не ходит?

Успокоившийся было раввин снова встревожился.

— Совсем, — сказал он чуть растерянно. — Я даже не обратил внимания.

Шифра откинула покрывало, которым был накрыт мальчик, и осторожно ощупала его ножки. Старчески искривленные и узловатые ее пальцы задержались на припухлых детских коленках. Она задумалась. Раввин почувствовал, как смутное беспокойство вновь зарождается в его душе.

Знахарка укрыла мальчика, провела коричневым пальцем по его открытому лбу. Поджала губы, отошла от лежанки. Поманила раввина за собой. Они сели за стол у окна.

Шифра долго молчала, глядя перед собой. Брови ее были нахмурены. Раввин тоже молчал, изредка поглядывал в сторону мирно спящего Хаима.

— Рабби, — сказала вдруг Шифра, — это не простая хворь.

— Не простая хворь? Что вы имеете в виду, Шифра?

Знахарка вновь замолчала. Казалось, она хочет что-то сказать Якову, но по какой-то причине не решается это сделать. Наконец, приняв решение, Шифра пристально посмотрела на раввина и спросила:

— Вы знаете историю дома, в котором поселились?

Не ожидавший такого вопроса Яков-Лейзер только удивленно посмотрел на нее.

— Значит, не знаете, — сказала Шифра. — Очень плохо. Я ведь говорила… Ну да что уж сейчас, — оборвала она сама себя. — В вашем доме, реб Яков, жил когда-то мельник по имени Иосиф. Его жена умерла ровно через год после свадьбы.

Раввин почувствовал себя неуютно. Шейна тоже умерла через год после свадьбы. Шифра не замечала его состояния. Она смотрела в темное окно прозрачными стариковскими глазами и говорила сухим надтреснутым голосом.

— В ее смерти было много непонятного. Очень много непонятного, чтобы не сказать больше… С тех пор прошло много времени, никто толком не помнит… Но говорят, будто жизнь из нее словно вытекала день за днем. Будто кто-то выпивал из нее веселость, молодость… — Шифра замолчала.

— Моя жена, да будет благословенна ее память, умерла от потери крови при родах, — раздраженно сказал раввин. — Она всегда была болезненной. Вы сами это знаете. Вы сами это видели. И я не понимаю, при чем тут какая-то старая история. И при чем тут болезнь моего сына.

— Да, — ответила Шифра. — Я видела, что у нее началось кровотечение. Но стало ли оно причиной ее смерти — этого, реб Яков, я вам не скажу.

Реб Яков хотел было возразить знахарке, что, мол, хватит с него всех этих диких суеверий, но вдруг словно наяву услышал голос покойной жены: «Мне страшно… Мне кажется, что за мной следит кто-то недобрый…»

Словно наяву.

Раввин вздрогнул, испуганно взглянул на сына. Потом снова на Шифру.

— Что вы хотите этим сказать, Шифра? — спросил он осторожно. — Что вы имеете в виду, говоря, что моя жена умерла не от горячки? От чего же, в таком случае?

Шифра, кряхтя, поднялась со своего места, подошла к ящику, стоявшему в углу. Что-то прошептала, порылась в ящике, вытащила оттуда какой-то предмет.