«Дети, — сказал он, — главное в географии — это путешествия. Путешествовать можно по дворам, а можно и по крышам. Влезать на крышу можно через чердак, а спускаться по водосточной трубе не нужно — очень скользят когти. Я не говорю про туристские походы, которые очень приятны, если какие-нибудь невежи не заставляли бы порядочных ко… людей таскать хворост. Если бы вы меня спросили, какой главный город у немцев, я бы тотчас вам сказал: Берлин, и никакой другой».
Дети в классе веселились так, что, наконец, ни одного слова Василь Васильича не было слышно.
Новый учитель им очень понравился. Они говорили, что им теперь не интересно было бы ходить даже на кинокомедии.
«Скользят когти»! Можно с ума сойти от смеха!
— Ты понимаешь, кто он такой? — кричали дети.
— Дети, вы сошли с ума, — ответила я им.
Я тут же позвонила директору школы. Он был очень смущён.
— Вы десятый человек, который звонит мне сегодня. Все родители уже знают про нового учителя географии. Видите ли, мне некого было взять на смену Николаю Павловичу, вот я решил попробовать… Такой странный человек… Нет, конечно, больше его у нас не будет. Ах, какая жалость! — сказали дети. — Куда же теперь пойдёт наш Васька?
— Выкиньте из головы эту ерунду, — строго сказала я, — говорящий кот — это ещё туда-сюда, но кот — учитель географии…
У нас в передней, в углу, лежала полосатая подушка — Васькина подушка, пустовавшая уже два месяца.
Прошло довольно много времени, пока мы наконец узнали, что же произошло с нашим Василь Васильичем: я говорю «нашим», потому что, увы, не оставалось никаких сомнений в том, что Василь Васильич — это, конечно, не кто иной, как наш кот Васька.
Расставшись с нами, он отправился прямо к приятелю, который обещал превратить его в человека. В самом деле, был у приятеля его какой-то волшебный заграничный порошок. Стали они работать над этим превращением, но поскольку оба были лентяи и халтурщики, то дело это шло у них медленно и плохо.
Васька наконец стал похож на человека, но повсюду у него остались клоки бурой шерсти, особенно на ногах и около ушей.
На ногах — это ещё туда-сюда, можно закрыть ботинками, а вот около ушей — это было хуже. Пришлось Ваське отпускать длинные волосы. По счастью, тут как раз подоспела и мода, так что всё обошлось.
Свою человеческую жизнь Василь Васильич начал неважно. Он попросился жить к одним очень добрым и славным людям, мужу и жене.
— Конечно, конечно, — сказали муж с женой, — поживите у нас, пока не найдёте себе квартиры. У нас сейчас сын с женою в отпуске, их комната свободна целый месяц.
— Но у меня, знаете, пока… финансы поют романсы.
Этим Васька хотел сказать, что у него нет денег.
— Зачем нам деньги, всё равно комната пустая, живите, пожалуйста, и нам будет веселей.
Как видите, это в самом деле были хорошие и добрые люди.
Стал Василь Васильич у них жить. Они старались угостить его чем-нибудь вкусным, да ещё сделать так, чтобы он при этом не обиделся. А Василь Васильич, конечно, не обижался и в минуту съедал всё, что ему давали.
Прошёл месяц, и вернулись из отпуска сын с женой.
— Знаете, Василь Васильич, — сказали ему его добрые хозяева, — нам очень жаль, но вернулся из отпуска сын, нужна комната. И вот…
Хозяева очень стеснялись — им было жаль Василь Васильича.
— Какая ещё комната? — спросил Василь Васильич и нахмурил брови, как бы что-то припоминая.
Хозяева были удивлены:
— Но мы же вас предупреждали… Сын…
— Не слыхал, — холодно ответил Василь Васильич. — Ничего не знаю.
— Но ведь… это наша комната… И мебель в ней стоит наша, и подушки, и одеяла, и бельё — всё это…
— Я решительно не понимаю, о чём вы говорите, — ответил Василь Васильич, глазом не моргнув. — Все эти вещи я привёз с собой. Кровать ещё моей покойной бабушки. Одеяло ещё моего покойного дедушки. Могу, если хотите, свидетеля привести.
— Как же вам не совестно, Василь Васильич! — воскликнули бедные хозяева квартиры.
— А не будьте разинями, — смеясь, ответил тот, — не будьте дурачками. Дураков, говорят, надо учить.
Василь Васильич был очень доволен собой и собственной ловкостью.
Так начал он свою человеческую жизнь.
В один из первых дней после своего превращения пришёл он к директору большого клуба.
— Я довольно-таки знаменитый пианист, — сказал он.
У нас в доме часто произносилось это слово, и Васька прекрасно знал, что такое пианист.