«Одну рисинку».
Принялась было старушка смеяться, но он дал ей волшебную лопаточку. Если положить в горшок одну рисинку и повернуть раз лопаточкой, рисинок станет десять, повернуть ещё раз — их станет сто, три раза — тысяча, а несколько раз — полный горшок.
С тех пор стала старушка готовить с помощью волшебной лопатки.
Нужно ей сахару — взяла одну сахаринку, положила в сахарницу, покрутила лопаткой — сахарница полна. Нужно масла — пожалуйста, можно полный горшок масла накрутить, да ещё и с верхом. Удобно, верно? И даже весело.
Но старушке было совсем не весело.
Жила она под землёй, никогда не видела ни солнца, ни луны, ни звёзд, не слышала человеческого голоса. Зато каждый день перед ней была клыкастая морда злого Они, а в ушах стоял его отвратительный голос.
Она даже и смеяться-то разучилась.
И всё чаще и чаще думала она, как бы убежать.
А Они всё время следил за нею, видел, что она задумывается, и спрашивал:
«Что это ты задумываешься? Уж не собираешься ли ты от меня убежать?»
«Нет, нет, что ты, — отвечала старушка, — я об этом совсем и не думаю».
От врёт! — закричал тут радостно Васька. — От заливает!
А что же ей ещё делать? — спросила дочь. — Если бы она ему сказала, что собирается убежать, он бы её за одни эти слова съел.
И уже, во всяком случае, так бы её сторожил, что ей и шагу нельзя было бы шагнуть, — прибавил сын.
Вот все говорят: «Врать нельзя, врать нехорошо!» — сказал кот, передразнивая кого-то противным голосом. — А на самом деле врут да врут, нисколько не стесняются.
Что поделать? — продолжала я. — Старушка и в самом деле сказала неправду. И так часто всё это повторяла чудовищу, что оно наконец поверило и перестало за ней подглядывать.
Однажды, когда Они уполз на охоту, старушка решила убежать: села в лодку и стала грести на тот берег. Но, к несчастью, Они пришло в голову узнать, что она без него делает, и он вернулся домой.
А старушка уже в лодке посередине реки плывёт.
«Вернись сейчас же! — заорал ей злой Они. — Или я выпью до дна всю реку, доберусь до тебя и съем».
А старушка знай гребёт. Сердце её колотится, а она всё гребёт.
Тогда припал Они к воде и стал пить. Он пьёт, а вода в реке понижается.
— Она спасётся? — тихо спросил Ральф. — А то я боюсь, что она не спасётся.
— Ах, пёс, — ответила я, — дело было совсем плохо. Вот уж мелко стало, вот уж лодка дном скребёт по песку, вот уж остановилась!..
И пошёл злой Они по мелкой воде, разевая страшную пасть и протягивая когтистую лапу.
Тут старушка и вспомнила, что за поясом у неё волшебная лопаточка: она, когда готовила завтрак, засунула её туда да и забыла. Начала она крутить лопаткой в воде, стала вода прибывать. Вот уж лодка снялась с мели и поплыла, а старушка со страху всё крутит и крутит.
Вода поднялась очень высоко. Они не умел плавать и утонул.
— Ну слава богу, — сказал тут пёс и облегчённо вздохнул.
Старушка добралась до берега, пошла по тропинке, поблагодарила деревянных людей, которые ей помогли, потом вылезла на землю и побежала домой.
С тех пор жила она припеваючи — ведь у неё теперь была волшебная лопаточка.
Старушка пекла вкусные колобки, продавала их на базаре, а на деньги покупала всё, что ей было нужно.
Она, как вы знаете, и раньше-то была весела, а теперь стала ещё веселее.
— Хорошо наврала бабка, — удовлетворённо сказал Васька, лишь только я замолчала.
— Да что ты заладил, кот! — возмутилась дочь. — «Наврала, наврала»! Сказка вовсе не об этом!
— А я люблю сказки, где врут, — сказал кот, мечтательно развалясь. — Впрочем, во всех сказках врут. Без вранья нельзя. Без него и сказка-то не сказка, без него даже скучно и слушать. Помнишь, Павлик, когда мы ездили в деревню, там все вечером на лавочке расселись и стали сказки рассказывать. Вот была одна сказка. Как старик, чтобы не отдавать денег, всем врал. Это самая лучшая сказка, какую я когда-либо слышал! Красота, а не сказка!
— Что это за сказка такая? — спросила дочь. — Меня тогда не было, что ли?
— И я её не слыхал, — сказал Ральф и посмотрел на меня застенчиво и умильно.
Он сидел ссутулившись, опираясь на крупные передние лапы и свесив уши, а уши у него были покрыты длинной шерстью и висели по бокам его… морды — нет, про его лицо никак нельзя было сказать «морда», — по бокам его прекрасного лица как самые красивые шёлковые кудри. Он у нас очень породистый: голубой лаверак — это такая редкая порода.
— Насколько мне помнится, — сказала я, — это была сказка про блинную тучу? Ну что же, хорошо. Итак,