Но неужели же мои дорогие дети не сообразят, как им поступить?!
— Умираю! — сказала дочь и сделала глупое лицо.
— Валька! — сказала я, но было уже поздно.
— Вы что думаете, я стану это носить? — спросила она. — Пусть Павлик носит, если ему нравится.
Павлик смотрел угрюмо и наливался краской.
— Я не грудной младенец, — сказал он.
Некоторое время бабушка стояла, всё так же высоко в руках держа шапки, розовую и голубую, а потом опустила руки — сразу стало видно, что они дрожат, — и вышла из комнаты.
— Вы с ума сошли! — зашипела я, так чтобы бабушка нас не слышала. — Сейчас же пойдите к ней, извинитесь за грубость и скажите спасибо!
— А что, разве мы опять должны говорить неправду? — громко и не стесняясь заявила дочь. — Если мы сейчас ей не скажем, завтра она что-нибудь другое, ещё хуже купит.
— Зачем и покупать, если не умеешь, — вставил сын.
Они думали только о шапках! Только о шапках и о собственном удовольствии! А о том, каково-то сейчас нашей бабушке, они совершенно не думали!
А ведь мы им в своё время всё объяснили — помните историю с грибным пирожком? Они прекрасно знали, как в подобных случаях поступают. Отлично знали!
Тут мне показалось, что тихо открылась и закрылась входная дверь.
— Ральф! — позвала я в тревоге.
Ральф кинулся в переднюю, вернулся, и по его отчаянным глазам я поняла, что бабушка ушла из дома.
— Негодяи! — закричала я детям. — Она ушла из-за вас!
— Ей же ни в коем случае нельзя выходить одной ночью на улицу! — воскликнул вдруг Ральф, и это был первый случай, когда он заговорил дома человеческим языком.
Оттого, что он заговорил, я ещё больше испугалась.
— Не смейте выходить! — приказала я детям, бросаясь в переднюю.
— Мы с тобой! — отчаянно взмолились они.
— Не смейте! — ещё громче приказала я.
Уж очень они были мне тогда противны.
Но как раз в эту минуту снова заело замок, и я никак не могла с ним справиться. Ральф стонал и метался, я трясла дверь, силясь повернуть ручку, и думала, что сойду с ума. Наконец замок вдруг щёлкнул легко и повернулся как масленый, — мы выбежали на улицу.
Здесь было тихо и пусто. Тишина показалась страшной. Ральф кинулся направо — ведь он же по запаху находит след, — я за ним.
В эту минуту с забора мягко спрыгнуло что-то — это был кот Васька, который помчался впереди меня, задрав хвост.
— Он идёт следом, — успел шепнуть мне кот, и я поняла, что он говорит про бабушкиного врага.
К этому времени наш город уже спал, и прохожие попадались редко. Я поняла, что бабушка решила идти ночевать к своей подруге — хирургической сестре, и, признаться, от этого испугалась ещё больше: там начинались тёмные переулки и был один совсем скверный пустырь. Только бы успеть до пустыря!
Вот как всё это тогда выглядело. Где-то тускло освещённой улицей шла наша бабушка. Я не видела её, но мне нетрудно было её себе представить. Она была у нас молодец, но шаг её был уже неверный, и стала она немного сутулиться. Она шла и ничего не подозревала.
За нею, держась в тени заборов, следовал бандит. Он, конечно, тоже знал про тёмные переулки и про пустырь, рассчитывая подойти к бабушке именно там. Как всегда, он был пьян, и в голове его, как всегда, было мутно, но, к сожалению, он твёрдо держался на ногах.
Бабушка уже шла в конце улицы, а в начале её летел Ральф. За ним меховыми прыжками нёсся Васька. Поотстав от них, бежала я (хорошо, что я была в кедах, а не на каблуках!). За мной на порядочном расстоянии — они боялись меня догнать — бежали мои дети, которые ничего не понимали.
Мы пролетели улицу и свернули в переулок. Наконец я увидела бабушку — она как раз выходила на пустырь и быстро обернулась, услышав, что сзади кто-то идёт. До сих пор, занятая своей обидой, она ничего не видела и не слыхала.
От забора отскочил человек и преградил ей дорогу.
Ральф взревел во всю силу своих лёгких — его лай страшно разнёсся по пустым улицам.
Я видела, что бабушка повернулась прямо лицом к нападавшему на неё человеку и даже сделала шаг к нему. Бедная наша бабушка! Она была очень храбрая и не привыкла отступать. А он занёс свою подлую руку — грязную, здоровенную и тяжёлую.
В этот миг Ральф кинулся между ними.
Но ещё до того, как Ральф кинулся между ними, на голове у бандита оказалась меховая шапка — совсем такая, какую носили в ту зиму наши мальчишки, — меховая шапка, сдвинутая на самый нос и не дававшая глядеть. Только эта шапка ещё и шипела, ещё и впускала когти — спереди в щёки её владельца, а сзади в его шею.