Это были гигантские твари, летавшие с помощью наполненного легким газом мешка и добывавшие пищу при помощи длинных свисающих щупалец. Щупальца могли наносить электрические удары, вызывая паралич у жертвы или убивая ее, после чего осьминог разрывал добычу острыми когтями, которыми заканчивались его восемь мускулистых конечностей.
Дети сидели молча, широко раскрыв рты, пока он рассказывал, а к концу повествования смотрели на него, как на полубога. К концу завтрака настроение поднялось, особенно когда Черчилль припомнил, что именно Питер Стэгг спас ему жизнь, отрубив схватившее его щупальце.
Когда он поднялся из–за стола, дети умоляли рассказать еще. Только дав обещание продолжить, когда вернется, ему удалось от них освободиться.
Черчилль велел слугам передать Сарванту, чтобы подождал его, а Робин, что он пошел искать товарищей по команде. Слуги настояли, чтобы он воспользовался каретой и взял охрану. Ему не хотелось быть в еще большем долгу перед Витроу, однако отказ мог, вероятно, оскорбить хозяина. Карета мигом примчала его к стадиону, где стояла «Терра».
Ему пришлось столкнуться с немалыми трудностями в поисках нужных чиновников. Однако в некоторых отношениях Вашингтон почти не изменился. Маленькие взятки то здесь, то там помогли ему раздобыть нужные сведения, и вот он уже в кабинете чиновника, ведающего звездолетом.
— Я бы хотел узнать, где сейчас находится экипаж? — спросил Черчилль.
Чиновник, извинившись, вышел минут на пятнадцать. Он, должно быть, выяснил местонахождение бывшего персонала «Терры». Вернувшись, он сказал, что все, кроме одного, находятся в Доме Заблудших Душ. Это, объяснил он, дом, где можно поесть и переночевать иностранцам и путешественникам, которые не могут найти гостиницу, принадлежащую их братству.
Если вы не посвящены в какое–либо из братств, пояснил чиновник, вам придется искать прибежище в общественных или жилых домах, если только удастся. Это весьма нелегко сделать.
Черчилль поблагодарил и вышел из кабинета. Следуя наставлениям чиновника, он отправился в Дом Заблудших Душ.
Здесь оказались все, с кем он расстался вчера. Они были в одеждах туземцев. Не один Руд догадался продать свою.
Обменявшись последними новостями, Черчилль справился о Сарванте.
— Не слышали о нем ни слова, — сказал Гбве–Хан и добавил. — А мы до сих пор не пришли к какому–либо решению.
— Если наберетесь немного терпения, — обнадежил Черчилль, — то, возможно, еще отплывете домой.
Он поведал им все, что удалось разузнать о мореплавании в Ди–Си и о шансах заполучить корабль, заключив:
— Если я добуду корабль, то уж позабочусь, чтобы каждому из вас на нем досталось по койке. Прежде всего, вам нужно быть готовыми заменить моряков. Это означает, что придется присоединиться к какому–либо из морских братств, а затем походить в море для тренировки. Осуществление этого плана требует времени. Если же вас это не устраивает, то всегда можете попробовать добраться по суше.
После двухчасового бурного обсуждения все члены экипажа решили следовать за Черчиллем.
— Вот и прекрасно, — заключил он, поднимаясь из–за стола. — Пока не последует дальнейших указаний, оставайтесь здесь, как в нашей штаб–квартире. Вы знаете, как связаться со мной. До скорого! Удачи вам!
Черчилль не стал гнать оленей, позволив им идти тем шагом, который им по душе. Он все еще опасался того, что выяснится, когда он вернется в дом Витроу, а ведь он до сих пор еще не решил, как ему поступить.
Наконец, карета остановилась перед домом. Слуги выпрягли оленей. Черчилль заставил себя войти в дом. Робин и ее мать сидели за столом и стрекотали как пара счастливых сорок.
Робин соскочила со стула и подбежала к нему. Глаза ее сияли, она восторженно улыбалась.
— О, Руд, это случилось! Я ношу ребенка Героя–Солнце, а жрица сказала, что это будет мальчик!
Он попытался изобразить улыбку, но это ему не удалось. Даже, когда Робин обняла его и расцеловала, а затем стала весело танцевать, ему все еще не удалось справиться с собой.
— Хотите холодного пива? — предложила мать Робин. — У вас такой вид, будто вы получили плохие вести. Надеюсь, это не так. Сегодняшний день должен быть днем веселого праздника. Я сама дочь Героя–Солнце и дочь моя — дитя Героя–Солнце. А вот теперь и внук мой будет сыном Героя–Солнце. Трижды благословение Колумбии простерлось над этим домом! Мы должны отблагодарить ее весельем и смехом.
Черчилль сел и выпил кружку пива. Вытер пену с губ и произнес:
— Вы должны простить меня. Я выслушивал жалобы моих товарищей. К вам это не имеет никакого отношения. Меня сейчас больше всего интересует дальнейшая судьба Робин.
Анжела Витроу понимающе посмотрела на него, как бы ощущая, что сейчас происходит в его душе.
— Что ж, она возьмет себе в мужья какого–нибудь удачливого молодого человека. Похоже на то, что ей самой будет весьма трудно сделать выбор, так как не менее десятка мужчин питают серьезные намерения по отношению к ней.
— Предпочитает ли она кого–нибудь в большей мере? — как ему самому показалось, не очень–то тактично спросил Черчилль.
— Она ничего не говорила мне об этом, — ответила мать Робин. — Но будь я на вашем месте Черчилль, я бы спросила у нее об этом прямо здесь и сейчас — пока не объявились другие соискатели.
Он смутился, но ничем не выдал волнение.
— Вы прямо читаете мои мысли.
— Вы ведь мужчина, не так ли? И я знаю, что вы нравитесь Робин. Я уверена в том, что вы будете ей наилучшим из мужей.
— Благодарю вас, — пробормотал Черчилль.
Некоторое время он сидел молча, барабаня пальцами по столу. Затем встал и подошел к Робин, которая ласкала одну из своих кошек. Обхватив Робин за плечи, он спросил:
— Пойдешь за меня, Робин?
— Да, да! — закричала она и упала в его объятия.
Вот и все, пожалуй.
Как только Черчилль принял решение, его уже нисколько не беспокоило, что Робин не девушка и что она зачала ребенка от капитана Стэгга. Ведь могло, в конце концов, быть так, что она была замужем за ним и родила сына, а затем Стэгг умер, и поэтому у Черчилля не может быть ни малейших оснований в чем–либо обвинять ни его, ни Робин. Эта ситуация ничуть не отличалась от той, которую он так мучительно исследовал, где Робин всего одну ночь была замужем за его бывшим командиром, а Питер Стэгг, хотя еще и жив пока, все равно обречен.
Он понял окончательно, что его душевное равновесие нарушилось только тем, что он рассматривал происходящее, исходя из системы оценок в данном случае неприемлемых. Ему хотелось, чтобы его невеста была девушкой, но она ею уже не была, и с этим ничего не поделаешь.
И все же, где–то в самой глубине души у него то и дело возникало ощущение, что в чем–то его обманули.
Но предаваться подобным мыслям все время было просто невозможно — жизнь продолжалась. Витроу вызвали домой из его конторы. Он разрыдался и обнял дочь и своего будущего зятя, а затем напился вдрызг. Тем временем служанки увели Черчилля, чтобы помыть его и постричь, сделать массаж и надушить. После того, как его туалет был завершен, он увидел, выйдя из ванной, что Анжела Витроу с несколькими подругами занята приготовлениями к праздничному гулянью, которое должно было состояться сегодня же вечером.
Гости стали собираться сразу после ужина. К этому времени успели изрядно набраться и оба старшие Витроу и суженый младшей из них, но гостей это вовсе не смущало. Казалось, другого они и не ожидали и вовсю стремились их догнать.
В доме Витроу воцарилась атмосфера буйного веселья, шумных разговоров, открытого хвастовства. Общее настроение не испортил даже прискорбный инцидент, когда один из парней, ранее ухаживавших за Робин, непристойно прошелся по адресу чужеземного акцента Черчилля и затем вызвал его на поединок, дуэль на ножах, причем оба должны быть привязаны за талию к тотемному столбу. Робин доставалась победителю.
Освоившись с простыми нравами Ди–Си, Черчилль, не долго думая, заехал парню в челюсть. Друзья его, смеясь и громко икая, отнесли неподвижное тело своего незадачливого приятеля в одну из своих колясок, а сами вернулись продолжать веселье.