Подошел механик — мрачный человек с глубокими складками на лбу„ в которые вместе с потом въелась чернота истертого металла. Он вручил Севке масленку с длинным носиком, показал, где хранится тавот и пнул ногой ящик с ветошью. Все места смазки Севка знал отлично, он ощупал их еще на холодной машине. И тут вроде бы не было ничего хитрого. Но вот кривошипно-шатунный механизм… Эта чертовщина способна была нагнать страх даже на человека с железными нервами. А ведь начинать придется именно с него…
Слева вертелось двухметровое колесо маховика, а прямо на Севку этаким стенобитным орудием мчалось стальное коромысло. Здесь уж гляди в оба, чтобы не схлопотать по зубам!
Главное заключалось в том, чтобы уловить момент когда рычаг достигнет крайнего положения, и тогда, поймав крышку тавотницы, повернуть ее влево. И так раз за разом, пока колпачок не окажется окончательно свинченным. Потом, набрав в горсть тугоплавкой смазки, ее надо было втолкнуть в пасть тавотницы, набить до отказа. И это еще не все — крышку предстояло водрузить на место, а за один раз, провожая рукой ускользающий шатун, успеваешь довернуть ее по резьбе всего на полнитки.
Севка решительно протянул руку. Он пытался внушить себе, что в этой работе нет ничего особенного, что он уже тысячу раз проделывал подобные вещи. На его счастье море все время было спокойным, и настил в машинном отделении не уходил из-под ног. Севка смотрел на посверкивающий в электрическом свете шатун, а в памяти вставал белый остров с берегами словно из отмерших кораллов. И пахло не горячим маслом, а редкостными цветами. Одуряюще и сладко.
Он на минуту представил себе новое судно, на которое его переведут в следующую навигацию. На нем Севка пойдет к неведомым островам, к далеким экваториальным широтам. Ему рисовались стремительные обводы, арктическая белизна корпуса, надраенные «медяшки» и размеренно спокойный, как стук здорового сердца, рабочий ритм дизелей. На ходовом мостике будет торчать не коротышка Краб, а настоящий моряк. «Стоит он, тяжелый, как дуб, не чесаны рыжие баки, и трубку не вырвать из губ, как кость у голодной собаки», — всплыли из памяти когда-то читанные строки. И несмотря на внешнюю суровость капитана, в его голосе прозвучит заметная теплота, когда, обращаясь к Севке, он скажет: «А ну, штурман, возьмите-ка пеленг…»
Севка навертывал колпачок, и в его душе зрела ненависть к старому «Дельфину», к этой ни на что не пригодной посудине. Он никогда не подозревал, что куча грохочущего железного лома способна внушить столько отвращения и ужаса. Его бросило в дрожь от постоянного рева голодающего металла, который требовал: «масла, масла, еще масла!» И он забивал тавотом скользкие глотки, из конца в конец метался со своей масленкой. Это напоминало кормление хищников в клетке: одно неловкое движение — и руки по локоть как не бывало. Здесь каждый шкив, каждый эксцентрик таили в себе скрытую опасность.
От жары и спертого воздуха — вентилятор не успевал отсасывать его — Севку слегка поташнивало. Все это казалось несправедливым. Почему такой тип, как Федька Шустрый, может работать там, наверху, где пахнет морем и чистотой, а он… Теперь Севка окончательно понял, что ему не повезло. Выбран слишком трудный путь к цели. В конце концов все могло устроиться иначе.
С вахты Севка сменился в восемь утра. На палубе его встретило солнце и веселый рев динамика, укрепленного где-то высоко под реей. Оттуда неслись звуки бразильской самбы. Это Федя Шустрый прокручивал долгоиграющие пластинки.
Ночью прошли Керченский пролив, и берега сейчас выглядели совсем по-иному. Контраст был настолько разителен, что создавалось впечатление, будто эти два моря — Азовское и Черное — разделял не узкий пролив, а весь простор мирового океана. Крутые изломы скал, квадраты виноградников и смутно зеленеющие на юго-востоке горы. Вода была густо-синей, как чернила для вечной ручки. Даже прозрачные пласты, отсекаемые штевнем, просвечивали льдистой голубизной. Где-то на горизонте возникли призрачные очертания огромного теплохода. Он шел из Крыма, держа курс на Новороссийск.
— «Россия», — кивнул Федя, выходя из радиорубки. Он протянул Севке измятую пачку «Джебеля» и улыбнулся каким-то своим мыслям. — Придет в порт часа на три раньше нас…
— Что и толковать, рядом с ним видок у нас жалкий. Ход скоростной медузы.