Я снова повернулся к ней.
– Ты не можешь двигаться быстрее? Если она покинет свою машину и отправится в город, я не смогу забрать ее оттуда. Без того, чтобы не пролить много крови.
Лицо у нее было странным и вялым, и весь ее цвет потускнел.
– Я не могу перемещаться слишком быстро и при этом сохранять свою индивидуальность.
– Лишь чуть-чуть побыстрее, – попросил я.
– Да. – Еще немного блеска жизни потеряла аватара, превратившись в гротескную восковую фигуру. Когда она вновь заговорила, губы у нее не шевелились.
– Теперь у нас максимальная скорость. – Голос был плоским, невыразительным.
– Как скоро мы окажемся под площадью?
Она ответила после продолжительного молчания.
– Через одиннадцать минут, примерно.
– Предупреди меня, когда останется всего минута.
Лицо аватары почернело, и потеряло свои черты, – усилия по контролю времени еще более усложнили работу машины.
Спустя десять минут она проговорила:
– Одна минута.
Я метался взад-вперед, будто помешанный.
– Терпеливая! Давай еще быстрее! Я чувствую, как она уходит. Быстрее!
Я ощутил короткий рывок ускорения – это мы вырвались из скального массива и понеслись вверх, сквозь тюремные подземелья, расположенные под центральной площадью Молтреадо. Заключенные и охранники появлялись на короткие мгновения, расплываясь быстрыми красными мазками по иллюминатору, пока неомех переправлял их молекулы вокруг своего корпуса в разрушенную материю позади нас.
Аватара потеряла форму и растеклась по полу к тому времени, как мы прорвались сквозь брусчатку под машиной Нефрете. Большинство людей, крутившихся у ног этой штуковины, погибли, но Нефрете находилась внутри неомеха, и она спаслась. Я еще не знал об этом.
В тот момент, когда мы оказались в воздухе, Терпеливая восстановила контроль и неомех замер. Аватара снова стояла рядом со мной, ее лицо искажала совершенно человеческая гримаса ужаса. Изуродованные, окровавленные тела, молотящие руками и ногами, сползали по корпусу нашей машины и падали на землю вокруг нас.
– Что ты натворил? Что ты натворил? – Голос у нее срывался почти на визг. Ее руки дрожали; было удивительно видеть такие эмоции у машины.
Аналоговое кресло протянуло длинные худые конечности и обхватило меня, с трудом усаживая в кресло.
Я больше никогда не ступлю на землю. Убедившись, что другая машина цела и невредима, Терпеливая медленно взмыла в небо. Я пробовал протестовать, но она заставила меня замолчать с помощью какого-то лекарства, введенного в вену усиком, который прилип к моей руке, словно корень, вцепившийся в камень.
Я не мог найти покоя и в последующие дни, в течение которых Терпеливая появлялась во владениях Молтреадо в различных угрожающих обличьях: безумного пылевого медведя, огнедышащего лироязыка, чудовищной ледяной женщины, потрясаюшей зазубренным гарпуном. Позже ее стратегия стала понятной, когда молтреадцы, ужаснувшись, накачали свою машину пищей до предельного роста, гарантировав тем самым свое собственное порабощение.
В конце концов мы вернулись в мой родной город, где аватара, приняв мой облик, начала из шлюза отдавать приказы. И затем приступила к выращиванию в себе маленьких неомехов.
Меня держали в замкнутой полости, внутри машины, с ледяной женщиной для компании. Когда я напомнил ей, что не давал ей разрешения на почкование, она ответила:
– Ты дал его один раз. Я считаю, что этого достаточно.
Месяц спустя в небе над нами появились первые замки. Год спустя мне позвонила Нефрете. Лицо у нее выглядело постаревшим на десять лет, но свою красоту она сохранила.
– В чем-то ты был прав, но я не могу понять, в чем именно, – сказала она, перед тем, как прервать разговор.
За десять лет большинство из нас стали пленниками.
Ныне замки заполнили небо, подобно огромным снежинкам-мутантам, никогда не опускающимся на поверхность земли. Интересно, смог ли кто-нибудь из моего народа сохранить свободу? Где-то далеко, я чувствую определенно, как древняя пангалактическая женщина, сидя в кругу своих слабых, хитроумных дружков, задает тот же вопрос. Я вижу, как они потирают свои маленькие, мягкие ручонки и хихикают над нами, говоря друг другу, что глупые и алчные волчеголовые получили по заслугам.
Я так сильно изменился, что считаю теперь, что они правы. Но это еще не конец, еще нет. Гонор по-прежнему решает все; я продолжаю верить в это, хотя недавние события показали неожиданную грань этой истины.