И Луиза берет девочку под руку - если бы она хоть знала, как зовут эту веснушчатую, - и не отстает от нее; та и не замечает, что тащит ее к лавке фрау Вагенталер.
Фрау Вагенталер, конечно, рада, что Лоттхен возвратилась после каникул и нагуляла такие розовые щечки! Когда покупка совершена, девочки получают каждая по конфетке и поручение - передать большой привет фрау Кёрнер и фрау Хаберзетцер.
Тут у Луизы словно камень с сердца. Наконец-то она знает: это Анни Хаберзетцер! (В тетрадке записано: «Анни Хаберзетцер, я трижды с ней ссорилась, она издевается над маленькими и особенно над самой маленькой в классе Ильзой Мерк».) Теперь можно уже и что-то предпринять!
И, расставаясь у дверей дома, Луиза говорит:
- Чтобы не забыть, Анни, трижды я на тебя злилась из-за Ильзы Мерк и вообще, ты знаешь. В следующий раз это тебе так не пройдет... - За этим следует весьма выразительный жест и она скрывается.
«Посмотрим, - надувает губки Анни. - До завтра недалеко! За время каникул она, кажется, совсем спятила?»
Луиза готовит. Она повязала передник мамы и как волчок носится между газовой плитой, где стоят на огне кастрюли, и столом, на котором лежит раскрытая поваренная книга. Она поминутно открывает крышку кастрюли.
Когда кипящая вода с шипением бежит через край, она съеживается. Сколько соли нужно в вермишелевый суп? Пол столовой ложки! Сколько сухого сельдерея? Щепотку! Сколько же это, боже мой, щепотка?
Дальше: «Натереть мускатного ореха!» Куда запропастился мускатный орех? Где железная терка?
Маленькая девочка роется в ящике стола, забирается на стул и осматривает все коробки, смотрит на стенные часы, спрыгивает со стула, хватает вилку, открывает крышку, обжигает пальцы, взвизгивает, тыкает вилкой в говядину - нет, она еще не сварилась!
С вилкой в руках она замирает как вкопанная. Надо еще что-то найти? Ах, верно! Мускатный орех и железную терку! А ну-ка, что это спокойно лежит рядом с поваренной книгой? Зелень! Ох, ее же надо почистить и положить в бульон! Итак, вилку прочь, берем нож! Готово ли, наконец, мясо? И где это железный орех и мускатная терка? Ерунда, железная терка и мускатный орех!
Зелень нужно сначала вымыть под краном. Морковку нужно почистить. Ай, ну совсем ни к чему еще при этом резать пальцы! А когда мясо будет готово, его нужно вынуть из кастрюли. И потом снять его с костей, взять решето! И через полчаса приходит мама! И за двадцать минут до ее прихода нужно бросить вермишель в кипящую воду! А что делается на кухне! И мускатный орех!
И решето! И терка! И... И... И...
Луиза опускается на табурет. Ах, Лотта! Нелегко быть твоей сестрой! Отель «Империат»... Советник Штробл... Пеперль... Франц... И папа... папа... папа...
А часы тикают.
Через двадцать девять минут придет мама! .. Через двадцать восемь с половиной минут!.. Через двадцать восемь! Луиза решительно сжала кулачки и поднялась на новые подвиги.
- Это просто смешно! - приговаривает она.
И все же приготовление обеда это совсем особое дело. Решимости вполне достаточно, чтобы спрыгнуть с высокой башни. Но чтобы приготовить лапшу с мясом, для этого недостаточно силы воли.
И когда фрау Кёрнер возвращается домой, усталая от суматохи дня, она видит не веселую хозяюшку, а совершенно расстроенное жалкое существо, поцарапанное, смущенное, подавленное, готовое расплакаться.
И она слышит:
- Не ругай меня, мамочка! Мне кажется, я не умею больше готовить!
- Но, Лоттхен, разучиться готовить - это же невозможно! - удивленно восклицает мать.
Однако удивляться некогда. Нужно осушать детские слезы, пробовать бульон, бросить разварившееся мясо в кастрюлю, достать из шкафа тарелки и столовые приборы и многое другое.
Когда они наконец сидят в комнате под лампой и едят суп с вермишелью, мать утешительно произносит:
- И все же получилось очень вкусно, верно?
- Да? - Робкая улыбка появляется на детском лице. - Правда?
Мама кивает, и теперь девочке самой все кажется таким вкусным, как никогда в жизни! Несмотря на «Империал» и омлеты.
- Завтра я буду готовить сама, - говорит мама.- А ты будь повнимательней. И тогда скоро сможешь готовить так же, как и до каникул.
Девочка с готовностью кивает.
- Может быть, даже еще лучше! - заявляет она довольно нескромно.
После еды они вместе моют посуду. А Луиза рассказывает, как великолепно было в пансионате. (Разумеется, она ни слова не говорит о девочке, которая была поразительно на нее похожа!)
Между тем Лоттхен в лучшем платье Луизы сидит, прижавшись к бархатному барьеру, в ложе Венской государственной оперы и горящими глазами смотрит вниз, в оркестр, где дирижирует Людвиг Пальфи. Увертюра «Гензель н Гретель».