Как великолепно выглядит папа во фраке! И как повинуются ему музыканты, несмотря на то что среди них есть очень пожилые господа! Когда он сильно взмахивает палочкой, они играют так громко, как только могут.
А когда он хочет, чтобы они играли тихо, тогда шелестят они, как вечерний ветерок. Должно быть, они его боятся!
И он так весело только что кивнул ей в ложу!
Дверь ложи открывается.
Шумно входит молодая элегантная дама, садится у барьера и улыбается смотрящей на нее девочке.
Лотта застенчиво отворачивается и снова смотрит, как папа управляет музыкантами.
Молодая дама достает бинокль. И коробку конфет. И программу. И пудреницу. Ей нет дела до бархата, что начищен до блеска.
Когда увертюра окончилась, раздаются громкие аплодисменты. Дирижер господин Пальфи несколько раз кланяется. Потом, прежде чем снова взмахнуть палочкой, он смотрит наверх, в ложу.
Лотта потихоньку машет ему рукой. Папа улыбается еще ласковее, чем раньше.
И тут Лотта видит, что не только она машет рукой, но и сидящая рядом с ней дама! Дама машет папе? И может быть, папа именно ей так приветливо улыбнулся?
И совсем не своей дочери? Почему Луиза не рассказывала ей об этой незнакомой женщине? Отец недавно с ней познакомился? Но почему она тогда так доверительно машет ему рукой? Девочка замечает себе: «Сегодня же написать Луизе. Может быть, она что-нибудь знает. Завтра перед школой на почту. Мюнхен, 18, до востребования, Незабудке».
Поднимается занавес, и надо принять участие в судьбе Гензеля и Гретель. Лотта затаила дыхание. Там внизу родители посылают двух своих детей в лес, чтобы отделаться от них. И это любимые их дети! Как же родители могут быть такими злыми? Или они совсем не злые?
И только то, что они делают, - зло? Они при этом так печальны. Почему же они тогда так поступают?
Волнение Лоттхен, двойняшки, но оставшейся в одиночестве и ставшей Луизой, возрастает. Она все меньше и меньше обращает внимание на то, что происходит там, внизу на сцене, с двумя детьми и их родителями, и все больше и больше думает о самой себе, о своей сестре и о собственных родителях. Имели ли они право сделать то, что они сделали? Совершенно ясно, что мама не злая женщина и отец - тоже определенно не злой. Но то, что они делали,- это было злo! Дровосек и его жена были так бедны, что не могли купить для своих детей даже хлеба. А отец? Разве он беден?
Позже, когда Гензель и Гретель подходят к хрустящему пряничному домику, принимаются грызть его и пугаются голоса ведьмы, фрейлейн Ирена Герлях, так зовут элегантную даму, наклоняется к девочке, пододвигает к ней коробку конфет и шепчет:
- Не хочешь ли и ты немножко погрызть?
Лоттхен вздрагивает, взглядывает на нее и, видя перед собой лицо женщины, невольно шарахается от нее.
К несчастью, она задевает коробку, и вниз, в партер, точно по магическому слову, сыплется шоколадный дождь! Взоры обращаются наверх. Сквозь музыку слышится чуть приглушенный смех. Фрейлейн Герлях улыбается чуть смущенно, чуть сердито.
Девочка цепенеет от страха. В одно мгновение она вырвана из опасного волшебства искусства. В одно мгновение она оказалась в опасной ситуации действительности.
Простите меня, пожалуйста, - шепчет Лоттхен.
Дама кисло улыбается.
- Ничего, Луиззи,- говорит она.
Может быть, она тоже ведьма? Только красивее, чем на сцене?
Луиза в первый раз укладывается в Мюнхене в постель.
Мама сидит на краю кровати и говорит:
- Ну, моя Лоттхен, спи спокойно! Приятных сновидений!
- Если я не слишком для этого устала, - бормочет девочка. - Ты тоже скоро ляжешь?
У противоположной стены стоит кровать побольше.
На откинутом одеяле лежит ночная рубашка мамы.
- Скоро, - говорит мама. - Как только ты заснешь.
Девочка обнимает ее за шею и целует. Потом еще раз. Третий.
- Спокойной ночи!
Молодая женщина прижимает к себе маленькое существо.
- Я так рада, что ты вернулась домой, - шепчет она. - Ведь ты у меня одна!
Сонная девочка откидывает назад голову. Лизелотта Пальфи, урожденная Кёрнер, поправляет одеяло, некоторое время прислушивается к дыханию дочери. Потом она осторожно встает. На цыпочках она выходит в соседнюю комнату.
Под настольной лампой лежит папка с бумагами. Еще так много работы.