- Оставьте детей в покое, фрау Кёрнерl
- Это мои дети, господин Пальфи!
- И мои тоже,- кричит он в ответ и, подходя ближе, сухо говорит: - Я разделю детей пополам! Пилой! Я получу половинку Лотты и от Луизы половинку, и вы тоже, фрау Кёрнер!
Дрожащие близнецы быстро забираются в кроватку.
Мама, раскинув руки, заслоняет кроватку:
- Никогда, господин Пальфи!
Но отец отталкивает ее в сторону, подходит к изголовью и начинает пилить кроватку. Пила скрежещет так, что мороз по коже продирает, сантиметр за сантиметром вгрызается она вдоль кроватки.
- Раздвиньтесь! - приказывает отец.
Пила приближается к сцепившимся ручонкам сестричек все ближе и ближе! Вот она сейчас зацепит кожу! Мама горько плачет.
Доносится хохот ведьмы.
И наконец дети разъединяют руки.
Пила разрезает между ними кроватку на две части, у каждой половинки появляется по четыре ножки.
- Кого из близнецов вы хотите, фрау Кёрнер?
- Обеих, обеих!
- Сожалею, - говорит муж. - Все должно быть по закону. Если вы не решаетесь, то какую-нибудь из них возьму я! Мне все равно. Я же не могу отличить их друг от друга, - и он хватается за одну из кроваток. - Кто же ты?
- Луиза! - вскрикивает та. - Но ты не должен так поступать!
- Нет,- кричит Лотта. - Вы не должны нас разделять!
Молчать! - строго говорит муж. - Родители могут все.
И он идет к шоколадному домику и тащит за собой за шнурок кровать. Забор из шоколадок разваливается сам собой. Луиза и Лотта еще раз печально машут друг другу.
- Мы будем переписываться! - изо всех сил кричит Луиза.
- Мюнхен, восемнадцать, - отвечает Лотта. - До востребования, Незабудке.
Отец и Луиза исчезают в доме. А потом и сам домик исчезает, будто растворяется в воздухе.
Мама обнимает Лотту и грустно говорит :
- Ну теперь мы обе с тобой без отца. - И вдруг она пристально смотрит на девочку: - Но кто же ты из моих двойняшек? Ты похожа на Лотту!
- Я и есть Лотта!
- Нет, ты похожа на Луизу!
- Я же и есть Луиза!
Мать испуганно смотрит девочке в лицо и говорит отцовским голосом:
- То локоны! То косы! Тот же самый носик! То же самое личико!
У Лотты теперь слева косичка, справа, как у Луизы, локоны. Слезинки катятся из ее глаз.
- Теперь я и сама уже не знаю, кто я из нас двоих! Ах, бедная половинка!
Глава седьмая
Прошли недели после первого дня и первой ночи в незнакомом мире среди незнакомых людей. Недели, когда каждое мгновение, каждая встреча, любая случайность таят опасность разоблачения. Недели душевных потрясений и писем до востребования, все с новыми и новыми неотложными вопросами.
И все пока идет благополучно. Конечно, в этом есть и немалая доля удачи. Луиза «снова» научилась готовить. Учительнице в Мюнхене приходится примириться с тем, что маленькая Кёрнер, возвратившись после каникул, не так прилежна, аккуратна и внимательна, но зато она стала жизнерадостнее и готова постоять за себя.
А ее венская коллега отнюдь не против, что дочь дирижера Пальфи стала более внимательной и лучше справляется с умножением. И не далее как вчера фрейлейн Гштетнер с апломбом говорила в учительской фрейлейн Брукбаур:
- Наблюдать развитие Луизы, дорогая коллега, весьма поучительно с педагогической точки зрения. Это единственный в своем роде пример того, как сдерживающее начало постепенно преобразует бьющий через край темперамент, как склонность к шалостям, безудержная веселость, пренебрежение ученьем уступает место упорному стремлению к знаниям. И заметьте, дорогая коллега, это преобразование характера, эта метаморфоза, становление высокой нравственности произошло само собой, без всякого внешнего воздействия!
- Да-да, - энергично кивает фрейлейн Брукбаур. - Это саморазвитие характера, это внутреннее стремление к совершенству можно установить и по изменению почерка Луизы! Я всегда говорю, что почерк - это характер!
Нам, конечно, очень приятно знать, что всегда говорит фрейлейн Брукбаур.
Но еще приятнее узнать о безоговорочном признании, о том, что Пеперль, собака доктора Штробла, с некоторых пор по своему старому обыкновению говорит «здрасьте» маленькой девочке за столиком дирижера. И хотя это и противоречило его собачьим понятиям, он примирился с тем, что Луиззи больше не пахнет Луиззи. У людей всякое бывает, почему бы и не случиться такому? Кроме того, милая крошка не ест уже так много омлетов, а с большим удовольствием ест мясное. Если подумать о том, что в омлете нет костей, в отбивных же котлетах, к счастью, наоборот - множество, то можно понять, почему животное сменило гнев на милость.