Если уж учительницы находят, что Луиза удивительным образом изменилась, то что они сказали бы о Рези, экономке, если бы знали ее поближе? Ведь Рези, и в этом нет никаких сомнений, стала совершенно другим человеком. Впрочем, не родилась же она обманщицей, неряхой и лентяйкой? Дело только в том, что не было над ней строгого, неусыпного, все замечающего глаза.
С тех пор как Лотта дома, она хоть и кротко, но неукоснительно все проверяет, все обнаруживает, знает все, что нужно знать о кухне и хозяйстве. И Рези старается изо всех сил.
Лотта убедила отца впредь выдавать деньги на хозяйство не Рези, а ей самой. И это очень смешно, когда Рези, чтобы получить деньги, стучится в дверь, входит в детскую и обращается к девятилетней девочке, которая с серьезным видом сидит за партой и делает уроки. Рези покорно сообщает, что нужно купить, что она собирается приготовить на ужин и вообще обо всем по хозяйству.
Лотта быстро прикидывает сумму, достает из парты деньги, отсчитывает Рези, записывает выдачу в тетрадь, а вечером за кухонным столом получает полный отчет.
Даже отец заметил, что содержание дома раньше обходилось дороже, теперь же, хотя он и дает меньше денег, на столе постоянно цветы, и не только здесь, но и в студии на Рингштрассе; он замечает, что на Рингштрассе стало уютнее. («Как будто в доме жена»,- как-то подумал он. И эта мысль не так уж испугала.)
То, что он больше времени проводил теперь на Ротентурмштрассе, стала замечать даже шоколадная дама - фрейлейн Ирена Герлях. И она позволила себе обратить на это внимание господина дирижера. Конечно, очень осторожно, ведь художники так чувствительны!
- Ты знаешь,- сказал он ей, - меня радует, что Луиззи теперь часто сидит за пианино и с удовольствием перебирает пальчиками клавиши. К тому же она распевает маленькие песенки, и как трогательно! А ведь раньше ее трудно было заставить подойти к пианино.
- И что же? - спросила фрейлейн Герлях и ее брови поднялись чуть не до самых волос.
- Что же? - Господин Пальфи смущенно улыбнулся. - С некоторых пор я даю ей уроки музыки! Это доставляет ей необыкновенное удовольствие. Мне, впрочем, тоже.
Фрейлейн Герлях наградила его презрительным взглядом. Ведь она - персона в высшей степени одухотворенная. Потом она язвительно произнесла:
- А я-то думала - ты композитор, а не учитель музыки для маленьких девочек.
Раньше никто безнаказанно не мог бы сказать такое композитору Людвигу Пальфи! Сегодня же он рассмеялся, как школьник, и воскликнул:
- Но я же никогда в жизни не сочинял столько, как теперь! И никогда не сочинял так хорошо!
- И что же это будет?
- Детская опера,- ответил он.
В глазах учительниц изменилась Луиза. В глазах девочки изменились Рези и Пеперль. В глазах отца изменилась Ротентурмштрассе. Сплошные изменения.
И в Мюнхене, конечно, тоже произошли всякие изменения. Когда мать заметила, что Лотта стала не такая хозяйственная и не столь уж прилежна в школе, но зато подвижнее и веселее, чем раньше, она призадумалась и сказала себе:
«Лизелотта, ты сделала из послушного маленького существа домашнюю хозяйку, а не ребенка! Стоило ей побыть несколько недель со сверстницами в горах, у озера, и она стала тем, кем и должна бы быть: веселой, свободной от твоих забот маленькой девочкой! Фу, какой ты была эгоисткой! Радуйся, что Лотта весела и счастлива! Она может, моя посуду, спокойно разбить тарелку! Она может даже принести от учительницы такое письмо: «Внимательность, аккуратность и прилежание Лотты за последнее время внушают опасение. Вчера ее соученица Анни Хаберзетцер опять получила от нее четыре крепкие пощечины». Мать, как бы много не было у нее забот, прежде всего обязана так заботиться о своем ребенке, чтобы раньше времени не лишать его радостей детства!»
Так или почти так вполне серьезно сказала фрау Кёрнер самой себе, а в один прекрасный день и фрейлейн Линнекогель, классной воспитательнице Лотты.
- Мой ребенок, - сказала она, - должен оставаться ребенком, а не становиться раньше времени взрослым! Пусть лучше она будет веселой, живой замарашкой, чем ценой многих лишений сохранит звание вашей первой ученицы.
- Но раньше же Лотта могла совмещать в себе и то и другое, - объясняет слегка шокированная фрейлейн Линнекогель.