Летом и осенью в его маленьком саду цвели чудесные цветы. Когда он справлялся с пересадкой, поливкой и прополкой растений, он ложился на зеленую траву и читал одну из своих многочисленных книг. Зимой он, конечно, находился большею частью в вагоне. Тепло в своем забавном жилье он поддерживал с помощью маленькой круглой печурки, черно-голубая труба которой торчала на крыше.
На Новый год Джонни должен был преподнести ему подарки. (Джонни в этот раз оставался на время рождественских каникул в школе, потому что капитан опять отправился в Нью-Йорк). Мальчики собрали деньги и уже заготовили подарки: теплые носки, табак, сигареты и черный свитер. Надеялись, что подойдет. На всякий случай договорились, что им поменяют.
Мартин, у которого с деньгами было плохо, потому что родители его были бедны - он и за учение платил только половину, - нарисовал для Некурящего картину. Она называлась «Отшельник», и на ней был изображен человек, сидящий среди ярких цветов в садике. У ограды стояли три мальчика и махали ему; он смотрел на них приветливо и вместе с тем грустно. На плечах и на руках у него сидели маленькие доверчивые синицы и малиновки, а над его головой кружились в хороводе сверкающие разными цветами бабочки.
Это была очень красивая картина. Мартин потратил на нее по меньшей мере четыре часа.
Вот такой сюрприз должен был Джонни поднести Некурящему в сочельник, канун рождества[13]. Они знали, что он один-одинешенек, и очень жалели его.
По вечерам он надевал свой лучший костюм и шел в город. Он говорил им, что дает уроки музыки. На пианино. Они не верили этому, но и не спорили с ним. Руди Крейцкамм, который был экстерном и часто болтался в городе, уверял, что Некурящий до позднего вечера играет на пианино в кабачке «У последнего порога», что находится в предместье города, и получает за это одну марку пятьдесят пфеннигов и горячий ужин. И хотя этого никто не доказал, возможно, что так оно и было. Впрочем, это для них не имело значения. Важно было, что он славный, неглупый малый. В жизни он, по всей видимости, перенес много бед. Он не выглядел так, будто отбарабанивать в прокуренном кабачке шлягеры было его жизненной целью.
Уже не раз они потихоньку советовались с ним. И прежде всего в тех случаях, когда не хотели обращаться к своему воспитателю. У доктора Бёка было прозвище — Юстус. В переводе с латинского это значит - справедливый! Ведь доктор Бёк был справедлив. Именно потому они так и прозвали его.
Но иногда, в очень уж затруднительных случаях, когда справедливость того или иного положения вызывала большие сомнения, они стеснялись обращаться к Юстусу и спешили перелезть через ограду, чтобы посоветоваться с Некурящим.
Мартин, Джонни, Себастьян и раненый экстерн Фридолин прошли в ворота оголенного заснеженного сада. Мартин постучал. Затем они исчезли в железнодорожном вагоне.
Матиас и Ули остались у ворот.
- Валит снег, снова произойдет праздничная потасовка, - радостно заметил Матиас.
А Ули сказал:
- Нам надо прежде всего постараться вернуть тетради для диктантов.
- Вот уж ни к чему! - возразил Матиас. - Я чувствую, что натворил ужасных глупостей. Послушай-ка, малыш, как пишется слово «правиант», через «а»?
- Нет,- ответил Ули, - через «о».
- Ага,- сказал Матиас. - Значит, у меня есть ошибка. А «правинцыя» через «a»?
- Нет, тоже через «o».
- А на конце?
- «ия».
- Вот, черт возьми! - проговорил Матиас.- В двух словах - три ошибки. Того и гляди рекордсменом станешь! Я за то, чтобы реалисты выдали нам Крейцкамма, а тетради оставили себе.
Некоторое время они помолчали. Ули мерз и переступал с ноги на ногу. Наконец он сказал:
- И все-таки я готов с тобой поменяться, Матц. Я ведь не делаю так много ошибок в диктанте. Да и в арифметике - тоже. Но я с радостью взял бы твои плохие отметки, если бы в придачу получил еще и твою смелость.
- А, все это чепуха, - ответил Матиас. - Глупости из меня не вытрясти. Мой старик мог бы со мой заниматься сколько угодно, только я просто ничего не усваиваю. Да мне, признаться, и все равно, писать ли «Правиант» или «провиант», «правинцыя» или «провинция», «каррусель» или «кapyceль». Я же буду чемпионом мира по боксу, и ни к чему мне эта самая орфография. Ну, а то, что ты трусоват, это, если ты захочешь, можно и исправить.
- Ты знаешь, - удрученно проговорил Ули, потирая коченеющие пальцы, - чего только я не перепробовал, чтобы избавиться от трусости, это даже трудно себе представить. Всякий раз я собираюсь не убегать и не давать себя в обиду. Говорю себе, что буду тверд, как скала! И вот же ведь, как дойдет до дела, опять удираю. Ах, это так противно, когда чувствуешь, что слово с делом никак не вяжутся!