- Ули! - крикнул Матиас. - Не делай этого!
Но Ули как раз прыгнул. Зонтик тотчас вывернулся, и Ули просвистел на заснеженную ледяную поверхность.
Он глухо стукнулся о лед и остался лежать.
Толпа с криком бросилась врассыпную. В следующий момент четверо друзей были у пострадавшего. Мертвенно бледный Ули лежал на снегу без сознания. Матиас опустился около него на колени и стал гладить его.
Джонни понесся в дом позвать школьную медсестру.
А Мартин побежал к ограде, перелез через нее и поднял по тревоге Некурящего. Он же все-таки врач. Он должен помочь. И Юстус тоже еще был у него.
Матиас покачивал головой.
- Малыш мой, - сказал он лежащему без сознания Ули. - И ты всегда говорил им, что у тебя не хватает храбрости! - И тут будущий чемпион мира по боксу заплакал. Большие детские слезы закапали на снег. А несколько упало на смертельно бледное лицо Ули.
Матиас, Мартин, Джонни и Себастьян стоили у окна в приемной интернатского лазарета. Войти в палату было нельзя. Они еще не знали, что с Ули. Некурящий, Юстус, сестра и директор Грюнкерн были там. Школьный врач, советник медицины Гартвиг, тоже пришел.
Наконец Мартин сказал:
- Хуже уже не будет, Матцик!
- Конечно, нет, - подтвердил Джонни.
- Я щупал у него пульс, и он был вполне нормальный, - в третий раз пояснял Себастьян. - У него, наверное, только перелом правой ноги.
Они снова замолчали и уставились в окно, на заснеженный парк. Но они ничего не видели там, мрачные мысли застилали их взор. И это ожидание длилось целую вечность.
И вот дверь тихо отворилась. Вышел Юстус и торопливо подошел к ним:
- Дело обстоит не так уж плохо. Перелом ноги. Неусложненный. И кроме того, легкий ушиб грудной клетки. Сотрясение мозга не установлено. Так что выше головы, мальчики!
Друзья вздохнули. Матиас прижался лицом к оконному стеклу. Плечи его вздрагивали. Юстус, казалось, даже хотел погладить этого большого парня. Но решил, что не стоит.
- Через четыре недели он будет здоров, - сказал доктор Бёк. - А сейчас я пойду телефонирую родителям, что мальчику на каникулы придется остаться здесь.
Он уже собрался было уходить, но вдруг спросил еще:
- Объясните мне ради бога, с чего это ему пришла в голову идиотская мысль прыгать с зонтиком с лестницы?
- Они всегда его дразнили, - говорил Матиас, всхлипывая. - Называли трусом и всякое такое... - Матиас достал платок и вытер нос. - И я, осел, вчера посоветовал ему, чтобы он отколол что-нибудь такое, чтобы все ахнули.
- Ну это ему удалось, - сказал Юстус. - И, если поразмыслить, то уж лучше такой перелом, чем малыш всю жизнь боялся бы, что его не принимают всерьез! Да, я убеждаюсь, что этот прыжок с парашютом вовсе не был так глуп, как я вначале подумал. - И он торопливо побежал звонить родителям Ули.
Мальчики уже направились к двери, когда вышел Некурящий и заверил их, что через месяц Ули будет в полном порядке. Матиас последним покинул приемную. Он спросил еще, нельзя ли ему заглянуть к Ули. Но Некурящий сказал, что это категорически запрещено. До завтра нечего об этом и думать. И Матиас тоже отправился в свою комнату.
Поднимаясь по лестнице, Мартин чувствовал, как похрустывает у него в кармане письмо матери.
Он вошел в рояльную комнату, уселся на подоконник и разорвал конверт. Первое, что он увидел, это блок почтовых марок. Двадцать двадцатипятипфенниговых почтовых марок. Значит, всего на сумму пять марок!
У мальчика замерло сердце. Он взял письмо. Повертел его. Пошарил в конверте. Посмотрел на полу. Больше ничего не было. Только почтовые марки на сумму пять марок.
Мартин nочувствовал слабость в коленках. Они дрожали. Он посмотрел на письмо и стал читать:
«Мой дорогой, мой хороший мальчик!
Это поистине печальное письмо. Я даже не знаю, как его начать. Ведь ты подумай, я не могу тебе в этот раз выслать восемь марок на дорогу! Нам с неба не падает, а отец, ты же знаешь, ничего не заработал. Как только подумаю, что тебе на каникулы придется остаться в школе, на душе у меня становится очень тяжело. И все ломаю себе голову. Была даже у тети Эммы, но безрезультатно. Отец сбегал к одному старому товарищу. Но у того тоже ничего. Ни пфеннига.
И нет никакого выхода, мой мальчик. Тебе придется в этот раз остаться в интернате. И мы до пасхи не увидимся. И думаю я об этом или не думаю, от этого все равно никакой пользы.
Но, несмотря ни на что, мы будем мужественны и будем держаться, не так ли? Единственное, что я могла раздобыть, это пять марок. У портного Рокстрока. И тo лишь до Нового года.