Пожалуй, красивее мне и не нарисовать, и я потратил на нее четырнадцать дней. А сейчас, дорогая моя мамочка, надо заканчивать, потому что звонят на ужин. А мне надо еще - одна нога здесь, другая там - сбегать к почтовому ящику.
Не разлюбите же меня из-за того, что я не могу на рождество быть дома. И не горюйте! И я тоже не буду. Уверяю тебя! Я буду кататься на санках и постоянно думать о вас. Это определенно будет очень весело.
Большой, большой, большой привет тебе и отцу!
Почтальон, который вынимал письма, не знал, сколько вздохов плюхнулось в его большую сумку. И доктор Бёк и Некурящий тоже об этом не догадывались.
Глава десятая
Следующий день был последним днем занятий. Двадцать третьего декабря ни один учитель не может потребовать от своих учеников, чтобы они уделили должное внимание возникновению электричества или неопределенным формам глагола, вычислению процентов или Кайзеру Генриху в Каноссе[18]. Ни один учитель в мире не может потребовать этого!
Да никто и не требует. Так было это и в гимназии Иоганна-Сигизмунда в Кирхберге. Большинство интернатских уже начали укладывать чемоданы. Они радовались предстоящему новогоднему вечеру в гимнастическом зале.
Они радовались предстоящему назавтра путешествию по железной дороге. Они радовались подаркам, которые получат дома. Они радовались подаркам, которые собирались везти своим родителям, братьям и сестрам. Они не помнили себя от радости, они так и сияли и должны были как следует держать себя в руках, чтобы не взобраться среди урока на скамейки и не приняться там плясать.
Учителя вынуждены были принять во внимание восторженную прострацию своих питомцев и заставляли читать вслух сказки и саги или сами рассказывали истории, если только они приходили им в голову.
На самом последнем уроке у тертианеров была география с доктором Бёком. Он принес с собой книгу, в которой были собраны лучшие басни мировой литературы, и заставил по очереди читать вслух некоторые из этих небольших глубокомысленных историй, в которых почти всегда речь идет о животных и почти всегда подразумеваются люди.
Дошла очередь и до Мартина. Он стал заикаться. Он оговаривался. Он перепрыгнул две строчки и не заметил этого. Он читал так, как будто только вчера научился читать. Некоторые стали смеяться. Джонни обеспокоенно взглянул на него.
- Где же наше высокое мастерство? - сказал Юстус. - Видно, ты мыслями уже в своем Хермсдорфе, под новогодней елкой. Подожди немножко. Ты еще слишком рано приехал к своим родителям!
Мартин опустил голову и сказал себе: «Плакать строго запрещено! Плакать строго запрещено! Плакать строго запрещено!» Еще вчера вечером, когда он долго не мог заснуть, он повторял и повторял про себя эту фразу. По меньшей мере раз сто.
Юстус передал книгу басен следующему, до конца урока часто посматривал на первого ученика и был, по всей видимости, удивлен.
Мартин уставился на свою скамейку и не осмеливался поднять глаз.
В обед почтальон доставил посылку, о которой мать писала в письме. Посылку с новогодними подарками!
Мартин не стал ее вскрывать, взял под мышку и понес в гардеробную. Как раз когда он открыл шкаф, мимо проходил Матиас. Он тащил большой чемодан. Он собирался его упаковывать.
- Ну и ну! Откуда же ты получил сегодня посылку? - спросил он.
- Из дома, - ответил Мартин.
- Для чего же они еще шлют тебе посылку, за день до того, как ты к ним приедешь?
- Мама прислала мне чистое белье, чтобы мне на обратном пути в январе не пришлось много тащить с собой, - солгал Мартин.
- Собственно, довольно практично, - сказал Матиас. - Ну вот, пожалуй, буду укладывать свой чемодан. Правда, я с удовольствием бы остался здесь. Но Юстус почему-то против. Он считает, что я все-таки должен доставить радость своим дорогим родственникам и поставить себя у Зельбманов во Франкенштайне под новогоднюю елку. Так и быть. Этот Новый год всегда дома - такая смехота, верно? У вас тоже?
- Конечно, - сказал Мартин. - Даже очень смешно. Ты поедешь тоже полуденным поездом?
- Нет, я поеду позднее.
- В 17.12?
18
Генрих IV (1056-1106) - германский император, при нем началась борьба между императором и папой за господство над церковью и церковное землевладение. В 1077 году вынужден был пойти на тяжелое унижение перед папой Григорием VII, явился к нему с покаянием в замок Каноссу. Отсюда выражение «идти в Каноссу» - согласиться на унизительную капитуляцию.