Максик отбежал назад к микрофону и от волнения чуть не просунул голову внутрь.
— Не включайте, пожалуйста, сирену и сигнальную лампу. Отто ещё в аптеке и может пронюхать про опасность. А самое главное, господин комиссар, ничего не говорите Йокусу! Пока ещё ничего не говорите! Очень, очень, очень вас прошу! А то он будет очень, очень, очень волноваться! А как он себя вообще чувствует? А Роза Марципан? А…
Эрих прижал к уху трубку и сказал:
— Всё. Тишина. Наверное, дежурный с третьего этажа прыгнул прямо в машину. С двадцатью пистолетами в кобуре.
— Мы живём в век скорости, — заметил Максик. — Отнеси меня на окно, пожалуйста.
Эрих положил трубку на аппарат.
— Благодарю за честь, господин фон Пихельштейнер.
Они сидели у раскрытого окна и с нетерпением ждали развязки. Кто первым подойдёт к финишу? Полицейский комиссар Штейнбайс со своими людьми? Или лысый Отто с валерьянкой?
Эрих продолжал плевать косточками в зелёный мячик, но всё ещё не мог попасть.
— Плевать в цель очень трудно, — сказал он. — Почти так же трудно, как жить.
— Почему же ты решил, что жить ещё труднее? — спросил Максик.
— Мой дорогой друг, — вздохнул Эрих. — Перспективы довольно мрачные. Отец уехал. Сын питается ягодами. Это, по-твоему, пустяки?
— Когда же они тебя бросили?
— Сегодня утром.
— Навсегда?
— Не совсем. Завтра вечером они вернутся.
Тут оба мальчика рассмеялись.
— Тёте Анне аист принес ребёнка, — рассказывал Эрих. — Они во что бы то ни стало решили посмотреть на аиста, или на корзинку, или на ребёнка. Я, конечно, не стал их отговаривать.
— И они тебе оставили одни вишни?
— Ну что ты! — сказал Эрих обиженно. — Я был богат, как три полные копилки. И должен был три раза в день питаться в кафе. Сегодня днём, и сегодня вечером, и завтра в обед. Но…
— Но что?
— Но по пути в школу я встретил Фрица Грибица. Он стоит и ревёт, а на руках у него такса, которая его всегда в школу провожала. А такса-то мёртвая. Её машина переехала. Пуффи её звали.
— Ой… — вздохнул Максик.
— Ну, мы и стали ему деньги собирать. На похороны и на новую Пуффи. А когда пришли в класс, учитель посмотрел на часы. Ну, в общем, нам здорово влетело. А тут ещё бедняга Фриц, и несчастная такса, и жалкие восемьдесят пфеннигов на жизнь. И эти вишни… Вот и скажи теперь: трудно жить человеку или нет?
Максик молча кивнул. Он ел вишню, держа её обеими руками, словно это была не вишня, а огромная тыква, получившая золотую медаль на всемирной выставке.
При этом он заметил:
— Ещё чуточку потерпи, и нам достанется ананасный торт!
— Опять сладкое! — сказал Эрих печально.
Полицейский комиссар Штейнбайс и инспектор Мюллер Второй шли быстрым шагом по Петушиной улице. Три машины ждали за углом в переулке.
— Вон там, напротив, дом номер двенадцать, — сказал инспектор. — Здесь они его прятали.
— Очень тихая улица; — заметил полицейский комиссар. Вдруг он схватился за щеку. — Кто это тут вишнёвыми косточками стреляет?
— Это я, простите! — крикнул мальчик. — Я метил в зелёный мячик.
— С каких это нор я похож на зелёный мячик?
— Номер семнадцать, первый этаж слева, — пробормотал инспектор Мюллер Второй. — Мы у цели.
Комиссар подошёл к открытому окну:
— Тебя, случайно, не Шустриком зовут?
— Да, Шустриком, — последовал ответ, — но о случайности не может быть и речи.
Инспектор Мюллер Второй усмехнулся.
— Мы из уголовного розыска, — проворчал комиссар. — Нам нужен Маленький Человек.
Эрих сказал:
— Он всем нужен. Покажите-ка ваше удостоверение!
У комиссара вдруг очень зачесались руки. Но ничего не поделаешь: он вынул удостоверение и предъявил его дерзкому мальчишке.
Эрих внимательно прочёл документ.
— Бумаги в порядке, Максик, — сказал он.
Только теперь они увидели на окне Максика.
— Добро пожаловать, господа! Как он себя чувствует?
— Кто он?
— Йокус!
— Привыкает к голоду, — сухо ответил комиссар.
Лицо Максика омрачилось. Но только на секунду. Потом он вновь просиял и стал потирать руки.
— Сегодня вечером Йокус съест не меньше четырёх шницелей. Вот будет зрелище!
Послышались быстрые неровные шаги. Максик вылез на самый край подоконника.
— Вот он, лысый Отто, — срифмовал Максик.
Отто шёл зигзагами по другой стороне улицы; в руке у него была большая бутылка.
— Столько валерьяновых капель? — спросил обомлевший Эрих.
Максик захихикал.