Берлин прекрасен, а особенно здесь, на этом мосту, и уж тем более по вечерам! По Фридрихштассе сплошным потоком идут машины. Блещут фонари и прожекторы. На тротуарах толпы людей. Поезда свистят, автобусы громыхают, машины сигналят, люди говорят и смеются. Да, дети, вот это жизнь!
На мосту стоит тощая нищенка в темных очках. Она держит в руках кошелку и несколько коробков спичек. Рядом с нею делает книксен маленькая девочка в драном платьишке.
– Спички, господа, купите спички! – выкрикивает девочка дрожащим голоском. Но люди проходят мимо.
– Будьте же милосердны к бедным людям! – жалобно молит девочка, – всего десять пфеннигов за коробок!
Подходит какой-то толстяк и сует руку в карман.
– Мама еще такая молодая, а уже совсем ослепла. Три коробка за двадцать пять! – лепечет девочка.
Толстяк сует ей грошик и идет дальше.
– Благослови вас Господь, милая дама! – вопит девочка.
И тут же получает нахлобучку от тощей нищенки.
– Это же был мужчина, а не дама, дуреха ты эдакая! – сердито ворчит женщина.
– Так вы слепая или нет? – обиженно спрашивает девочка. Но тем не менее снова делает книксен и выкрикивает дрожащим голосом: – Спички! Купите спички!
На этот раз грошик ей дала пожилая дама и ласково улыбнулась.
– Дело процветает! – шепчет девочка. – У нас уже две марки тридцать, а продали всего пять коробков. – И вновь жалобно причитает: – Будьте же милосердны к бедным людям. Коробок всего десять пфеннигов.
Вдруг она начинает радостно подпрыгивать на месте и машет кому-то рукой.
– Антон на той стороне! – сообщает она нищенке. И вновь поникнув, делает книксен и причитает так, что прохожим делается жутко.
– Спасибо, спасибо вам! – говорит она.
А капитал растет. Она бросает деньги в кошелку. Упав на другие монеты, они весело звякают.
– И вы все деньги отдадите своему жениху? – интересуется девочка. – Но это же курам на смех!
– Заткнись, – приказывает женщина.
– Но ведь я права! – настаивает Кнопка. – Чего ради мы тут торчим каждый вечер и ворон считаем?
– Ни слова больше! – злобно шипит женщина.
– Спички, господа, купите спички! – вновь заводит Кнопка.
Люди все идут и идут.
– Лучше бы мы что-нибудь дали Антону, а то ему до субботы на той стороне стоять, а там дела плохо идут. Ой, – вдруг пискнула она, словно кто-то наступил ей на ногу. – Клеппербейн идет, вот скотина!
Антон стоял на другой, плохой стороне моста, там было гораздо меньше прохожих. Он держал перед собой маленький раскрытый чемоданчик и когда кто-то шел мимо, говорил:
– Шнурки для ботинок не желаете, черные и коричневые!? Спички тоже всегда пригодятся, будьте любезны!
Но он был бездарным торговцем. Не умел он причитать на людях. Ему больше всего хотелось плакать, какой уж тут смех. Он обещал домовладельцу послезавтра заплатить за квартиру пять марок, да и на еду деньги опять кончились. А завтра надо обязательно купить маргарин, да и четверть фунта ливерной колбасы тоже не помешает. Так он запланировал.
– Тебе давно пора спать, а не здесь околачиваться, – заметил какой-то прохожий. Антон удивленно глянул на него.
– А мне больше нравится просить милостыню, – буркнул он.
Мужчине стало немножко стыдно.
– Да ладно, ладно, – сказал он. – Ты только не сердись, парень.
И он дал Антону монетку. Целых пятьдесят пфеннигов!
– Премного благодарен, – сказал Антон и сунул ему шнурки.
– Я со шнурками обувь не ношу! – сказал мужчина и приподняв на прощание шляпу, быстро ушел.
Антон, обрадованный, глянул на другую сторону моста, туда, где стояла его подружка. Э, да никак это Клеппербейн? Он захлопнул чемоданчик и ринулся на другую сторону. Готфрид Клеппербейн стоял и с наглым видом смотрел на Кнопку и фройляйн Андахт. Кнопка, правда, показала язык привратницкому сыну, но фройляйн Андахт вся тряслась с перепугу. Антон врезал ему по заднице. Наглый мальчишка резко обернулся, но увидев перед собой Антона Гаста, сразу вспомнил давешние оплеухи и обратился в бегство.
– Ну, от этого типа мы отделались! – сказала Кнопка и протянула Антону руку.
– Пошли отсюда! – сказала фройляйн Андахт. – Давайте зайдем в ресторан-автомат. Антона я тоже приглашаю.
– Браво! – воскликнула Кнопка и схватив мальчика за руку, припустилась бежать.
Но фройляйн Андахт подозвала ее к себе.
– А кто же меня-то поведет? И что подумают люди, если я в своих темных очках тоже бегом побегу?