Летающий ковер (рассказ)
Виталий Останин
Март 2017
Середина зимы 784 года от п.п.
— А помнишь, Бельк, ту историю с летающими коврами?
Мерино сидел на своем любимом месте, в кресле против входа в кабинет, грея руки о большую глиняную кружку. В которой, против обыкновения, исключительно в лечебных целях, был не отвар из сбора отца Гаспарэ, коего трактирщик в шутку уже начал величать "поставщиком трав Ее герцогского высочества", а горячий, сваренный со специями и фруктами, глинтвейн. Перевалившая за половину зима в этом году была на редкость холодной, поэтому вернувшиеся с улицы люди изрядно замерзли. Да и вообще, зимним вечером выпить горячего вина со специями сам Единый велел.
— Помню, — без оживления, уместного, как правило, при воспоминаниях о былых днях, ответил северянин. Он был всецело поглощен очищением лап гикота от смерзшегося снега. Дэниз относился к процедуре с философским спокойствием и терпением, которые, впрочем, были ключевыми чертами характера димаутрианского зверя. — Забавная история.
Не зная Белька, сочетание слов "забавная история" и того равнодушного тона, которым он его произнес, можно было бы принять за скрытую издевку. К счастью, все находящиеся в кабинете люди знали его достаточно хорошо, чтобы так не подумать.
— Что за история? — спросила Карла, устраиваясь на подлокотнике кресла Мерино и обнимая его за плечи. — Расскажи! Что еще за летающие ковры?
Мерино с любовью посмотрел на свою женщину, в очередной раз подумав о том, что Единый наградил его сверх всякой меры, введя в его жизнь Карлу.
— Я, кстати, тоже не помню такой истории, — подал голос барон Бенедикт да Гора, занимавший почти весь диван в кабинете. — И прекратите уже эти ваши гляделки! Это неприлично, в конце концов!
— Что бы ты понимал, мальчишка! — продолжая улыбаться, буркнул Мерино. — Доживешь до моих лет…
— История, Мерино! — напомнила Карла. — Ты обещал историю!
— Когда это, скажи на милость, я уже успел это пообещать? — притворно нахмурился трактирщик. — Если память еще не начала меня подводить, то я лишь напомнил Бельку о некоем факте нашей общей службы. А ты тут же потребовала, чтобы я об этом факте развернуто поведал. И где тут прозвучали обещания с моей стороны?
— Женщины… — изрек Бельк, закончив возиться с питомцем. — Ты сам выбрал этот путь. Привыкай.
Карла сверкнула зелеными своими глазами на северянина, но магический эффект их работал только применительно к Мерино Лику, владельцу остерии "Старый конь", а не к его другу, по совместительству — вышибалы в оном заведении. Что последний и подтвердил, равнодушно пожав плечами.
— Ну правда, синьор Лик! Расскажите! — подал голос с угла дивана Гвидо. Паренек лет тринадцати числился в остерии на многих должностях: и посыльного, и помощника повара, и даже писаря (после того как был обучен Мерино грамотности). На подобного рода дружеских посиделках он, как правило, не участвовал по юности лет. Просто принес вина и закуски, да так и остался, слушая разговоры и истории старших и изрядно робея в присутствии целого барона.
— И верно, Праведник, — лениво протянул да Гора. — Вечно ты заставляешь себя упрашивать! Рассказывай уже, не тяни!
— Рта мне не даете раскрыть! Как я начну историю в таких условиях? — проворчал Мерино, наткнулся на взгляд Карлы Тотти и согласно кивнул: — Ну хорошо, хорошо!..
Он хмыкнул, посмотрел сквозь потолочные балки, вспоминая.
— Это было в 768 году. Патрик, я имею в виду нашего последнего Императора Патрика Фрейвелингского, только взошел на трон и многие провинции, далеко не все из которых приняли его благожелательно, порядком лихорадило. Сильнее всего недовольство было в Оутембрийской Лиге вольных городов и Таболерготе: Торговый Совет Лиги опасался очередного безумного фрея[1] (и будем честны — не без причины), а таболерготский ландграф Азар Нэшер, с воцарением Патрика получивший отставку от должности Канцлера Империи, просто его ненавидел. Немного бурчали горцы Димара, но они всегда бурчат и всем недовольны, так что никто их особо и не слушал. Но Лига, центр торговли и кровеносная система имперской экономики… Ее недовольство оставлять без внимания было нельзя. Тем более когда лавочники, имевшие свои войска, и довольно многочисленные, решают побунтовать.
— Невесть что о себе возомнившие торгаши, — подал голос да Гора.
— Да. С точки зрения нашего дворянства, воротилы Лиги уже давно утратили и совесть, и страх. Они ведь, до чего дошло, стали называть нобилями членов городских советов! И родословными своими хвастать стали. А в тех родословных корни в глубину веков уходят столь глубоко, что не многие бароны таким похвастать могут! Наглецы, в общем!