В общем, по истечении первого полугодия боевых действий у германцев воздушный флот вырос вдвое, а у нас аэропланов и летчиков стало меньше, чем вначале.
При этом армейское начальство на собственном горьком опыте убедилось в стратегическом значении фанерно-полотняных «этажерок», которые еще год назад почитало бессмысленными игрушками. Во время злополучного наступления в Восточной Пруссии летчики обнаружили огромные немецкие силы, заходящие во фланг корпусу Самсонова. Немедленно доложили в штаб, а там отмахнулись – не поверили заоблачным фантазерам. Вот и получили…
Теперь каждый дивизионный начальник требует, чтоб его участок фронта непременно обслуживала авиация, да только где взять столько машин и людей? Немецкие «альбатросы», «таубе» и «эльфауге» с утра до вечера кружат над окопами, направляя огонь артиллерии и пугая наших солдатиков бомбардированием, а наших «ньюпоров» с «фарманами» почти не видно.
Вот Сомов и поднимался дважды в день – не из лихачества или дурной жажды приключений, а чтобы обозначить воздушное присутствие: морально поддержать свою пехоту и попугать германскую. Если б не приходилось беречь мотор, чахлый 70-сильный «Гном», поручик летал бы и по три раза.
В носу у военлета щекотнуло, по коже пробежали азартные мурашки. Это сработало летунское чутье.
Внизу пузырилась все та же непроницаемая пена, однако Сомов привык доверяться своему нюху.
Подняв колено, он взглянул на прикрепленный к щиколотке высотомер. Тысяча семьсот. «Рему» 5-6 метров в секунду.
То ли «рему», боковой ветер, то ли древний инстинкт охотника разом выдули из головы летуна все стратегические мысли и патриотические переживания, остался один нетерпеливый трепет.
– Костя, спуск! – сказал командир через плечо и взял руль глубины на себя, чтобы заострить поворот.
Мягкими нажимами на педаль гоширования парировал напор ветра. С крутым креном пошел вниз.
Легкомысленный летнаб ухнул от удовольствия – он обожал это ощущение, будто несешься с горы на санках.
Крыло «ньюпора» блеснуло на солнце, действительно похожее на лезвие бритвы.
Майне херрен, пожалте бриться!
Все двадцать секунд, пока аэроплан ввинчивался по спирали в слепой туман облаков, поручик Сомов ужасно боялся разочароваться в своем нюхе, который еще ни разу его не подводил. Что если внизу какая-нибудь ерунда вроде лесной чащи или пустого поля?
Но чутье, без которого вольному охотнику грош цена, не подвело.
Земля, представшая взгляду военлета с высоты в тысячу метров, была соблазнительна, как очумевшая от весны девка: ярко-зеленый сарафан лугов с синим горошком луж, серебряный пояс реки, желтые ленточки перекрещивающихся дорог. По одной из них ползла длинная серо-бурая змея. Это полковая колонна двигалась по направлению к мосту.
Ha коленях у Сомова лежал открытый планшет с «зеленкой», десятиверстной картой.
Палец летуна безошибочно ткнул в мост через реку Дунаец. Вот что разбомбить бы! Но пятифунтовые бомбочки Орановского и трехфунтовые «груши» Гельгара, которыми был снаряжен легкий «ньюпор», для железного моста, увы, опасности не представляли.
Зато безмятежно марширующим гансам бритья было не избежать.
Выключив мотор, поручик перешел в планирование.