Спросили, что случилось, куда попали, почему сел. Понял, что ими движет скорее любопытство, чем оказание помощи. Вскоре один стал торопить другого, чтобы поскорее улететь с площадки. Видя, что они уходят, я попросил сообщить о моей посадке в штаб воздушной армии, куда они направлялись.
Заглядываю в кабину стрелка и вижу Федю лежащим на полу без сознания с мертвецки бледным лицом. Наверное, убит, подумал я. Из ноги сочится кровь. На полу уже скопилась лужа. Тихонько потрогал его. Не шевелится. Назвал несколько раз по имени. Молчит. Что с ним делать, какую помощь оказать, как убедиться, жив он или мертв? Один вопрос в моей голове сменяется другим, и решать их надо немедленно. Пытаюсь поднять его, но в тесной кабине сделать это не так-то просто. Снова положил его на пол кабины. Вижу, как по проселку за траншеей идет «полуторка». Стал махать рукой, стараясь привлечь к себе внимание.
К счастью, меня заметили и поняли, чего я хочу. Машина остановилась. К самолету подошли артиллеристы – капитан и немолодой старшина. Не зная, как удобнее подобраться к кабине, оба выпачкались в масле. Втроем, как можно аккуратнее, вытащили Федю из кабины и положили в тень крыла. Обмякшее тело лежало недвижимо. Все трое не можем понять, жив он или нет. Пульс не прощупывается, дыхания не слышно. Капитан предложил попытаться открыть рот и влить в него чистый спирт. Если он жив, то после спирта наверняка должен подать признаки жизни. Сказано – сделано. Вливаем спирт. Ждем.
Через некоторое время на щеках появляется румянец, затем открылись глаза. Порядок! Сняли наполненный кровью сапог. Разрезали ножом штанину комбинезона. На бедре видим круглую кровоточащую рану. В горячке я пальцем начал прощупывать место вокруг раны, надеюсь найти осколок или пулю, но ничего не нашел. Затем, да простят меня за это медики! – запустил указательный палец в рану, но и там ничего не нащупал. Тогда капитан говорит: «Давай перевернем его, может, ногу пробило навылет?» Сделали и увидели выходное отверстие. Ногу пробил 20-мм эрликоновский снаряд. Перед тем как попасть в нее, он пробил 5-мм бронеплиту кабины и патронный ящик пулемета стрелка.
Придя в себя, Федя тихим голосом спросил, где он. Стараясь успокоить, я ответил ему. «Наклонись ко мне», – все таким же тихим голосом, близким к шепоту, попросил он. Из глаз показались слезинки. Стараясь сдержаться и окончательно не заплакать, перебарывая душевные эмоции и отведя глаза в сторону, помолчав, с застенчивостью проговорил: «Передай Вале (нашей мотористке), я, наверное, умру, но душа моя с ней, люблю ее». Не разбираясь в медицине и впервые видя человека с таким ранением, я понял, что эта рана, если не будет каких-либо сопутствующих ей неприятностей, не смертельна. Поэтому, как мог, успокоил его: «Мы с тобой еще будем бить фашистов. Сейчас отправим тебя в лазарет». Капитан, слушая наш разговор, перебив меня, проговорил: «Мы тебя сейчас в один лазарет отвезем. Я знаю, где он находится, не волнуйся». Перед тем как отправить Федю, я снял у него с пояса «кольт», чтобы не стеснял, а главное, чтобы сохранить это оружие. Его в полку не хватало, особенно воздушным стрелкам. Федю погрузили в машину. Еще раз попросил артиллеристов выполнить мою просьбу и поблагодарил за помощь. На прощанье поцеловал его. Эти артиллеристы, не в пример авиаторам, сделали все, что могли, а главное, оказались отзывчивыми людьми. Жалею, что не узнал их имен и фамилий. Но тогда было не до этого.
Не пройдя и половины пути от дороги, где расстался с Федей, до самолета, услышал стрекот мотора легкого самолета. Из-за склона оврага со стороны речки Зуша выскочил УТ-2. Сделав над моим «илом» два круга на малой высоте, сел на дорогу, где только что стояла полуторка. В замызганном затертом комбинезоне, похожем на те, в которых в паровозный век можно было видеть кочегаров, вылез, как я понял, технарь. В те времена только они носили такие замусоленные комбинезоны, которых почти никогда не снимали, даже спали в них у самолетов. Подошел ко мне и, не здороваясь, спрашивает: «Что случилось, когда плюхнулся, какая нужна помощь? Не видел ли севших поблизости истребителей?»
Было видно, что его больше интересовали истребители, чем мой «ил». Перед взлетом технарь обещал сообщить обо мне в свой штаб для последующей передачи в штаб воздушной армии. Два разных самолета были около меня. Наверняка хотя бы один сообщит в штаб ВА. Значит, не сегодня завтра ко мне обязательно кто-то прилетит или приедет, подумал я. Прикинул, где было бы удобнее подготовить полосу для посадки У-2. Оставшись один, подошел к самолету и стал осматривать пробоину.