Прежде чем сосчитать пробоины и повреждения, полученные самолетом, замечу: если бы его можно было сохранить и доставить в музей, был бы неплохой экспонат. Можно было бы видеть, сколько пробоин привозил штурмовик, возвращавшийся с боевого задания. Прежде всего меня интересовало, что случилось с мотором. Открываю нижние бронированные подмоторные люки, и сразу стало ясно, почему после посадки струей лил бензин. Он продолжал течь даже после того, как я перекрыл противопожарный кран.
Снаряд «эрликона» полностью отбил топливный фильтр. Начинаю его искать и не могу найти. Просматриваю все пространство под мотором, а фильтра нет. Он оказался в самом конце бронированной коробки мотора, за которой находился кок винта. Как туда попал, можно только гадать. Не думал, что он там окажется. Помимо отбитого фильтра был полностью перебит маслопровод, или, как его еще называли, петрофлекс. Из маслосистемы вытекло 80 литров масла. Счастливый случай избавил машину от пожара. Все условия для его возникновения были налицо.
Удачным для меня оказалось попадание зенитного снаряда в бомболюк. Он угодил в торцевой стык брони борта с полом кабины и завернул в бомболюк, а не в мою кабину. Если бы это произошло, то вместо бомбы из кабины выбросило бы меня, а вернее сказать – мое тело. Хорошо и то, что бомба не сдетонировала, а то бы от меня вообще ничего не нашли. Количество осколков в плоскостях не считал, а только количество пробоин от эрликоновских пушек ФВ-190, которые прервали мой полет. Их оказалось не так много – всего 37.
После посадки я слышал шум струи льющейся откуда-то жидкости. Подумал, что это течет вода из водосистемы, но, когда подошел к мотору ближе, увидел, что это хлещет бензин из перебитой трубки бензопровода. Перекрыть ее я не мог – пожарный кран был также перебит. В течение нескольких минут он тек на землю, пока не опустели топливные баки. Под самолетом образовалась лужа бензина. Я отошел от нее подальше, лег на землю и стал ждать. Мне казалось, что скоро должен прилететь из полка самолет. Ведь наверняка обо мне сообщили те авиаторы, что были здесь.
Время шло, солнце клонилось к закату, а самолета все нет. С наступлением сумерек понял, что сегодня его не будет. Хотелось есть. Полез в кабину стрелка, посмотреть, нет ли там ящика с бортпайком. Его не оказалось. Видно, техник забыл положить. В районе, где я сел, войск не было. Перейдя в наступление, они ушли на запад, в сторону Орла. Наступила темнота. Было тихо, и только где-то далеко на западе просматривались всполохи разрывов и доносилась артиллерийская канонада.
От одиночества на душе было немного неприятно. Начал одолевать сон. Забрался внутрь фюзеляжа и устроил постель: под голову положил оба парашюта, а под себя наложил травы. Постель получилась не хуже, чем у меня в палатке. Устроился уютно, но долго не мог заснуть. Сказалась необычность обстановки: сверкание трасс со стороны уходившего фронта, видимых, как и свет луны, через многочисленные пробоины. Интересно, сколько их всего в фюзеляже? Завтра попробую сосчитать.
Небольшой ветерок доносил со стороны фронта запах гари. В шумевшей голове я мысленно прокручивал весь полет. Ругал себя за неправильные действия в зоне зенитного огня и Киселева за большую скорость полета, с которой он, не собрав группу после удара, стремился быстрее выскочить на свою территорию. Ругал и техников, плохо подготовивших самолет к вылету. С другой стороны, я хоть и не совсем удачно, но все же слетал на задание и получил боевое крещение. В следующий раз буду умнее. Слава богу, остался жив. С этими мыслями я и заснул. Однако сон мой длился недолго. Проснулся от четкого стука, идущего из моей кабины. Вначале подумал, что наконец-то приехали из полка. Окликнул, но никто не отозвался.
Вместо этого послышался топот ног по крылу, а за ним глуховатый звук прыжка на землю. Выскочил наружу с пистолетом в руке и стал всматриваться в темноту. Никого. Заглянул в кабину. Так и есть: на приборной доске нет часов, нет на месте и ракетницы. Это меня взбесило. Поняв, что это вор, решил поймать его и проучить. Но того и след простыл. Уснул я, когда уже совсем рассвело. Весь следующий день я просидел у самолета в ожидании кого-либо из полка. Очень хотелось есть и пить. Осмотрел все вокруг, но воды не нашел.
От нечего делать решил сосчитать количество пробоин. Начал с хвостового обтекателя фюзеляжа, а закончил у фюзеляжной звезды. Дальше не хватило терпения – устал. Насчитал их до 800. За звездой, ближе к кабине стрелка, их оставалось еще не менее 300. А сколько их было в плоскостях и центроплане, куда угодил снаряд! Да! Живучая машина Ил-2. Если бы «фоккер» не перебил бензо– и маслопроводы, то наверняка долетел бы до аэродрома.