Позиция выглядела так, будто ее в несколько минут отутюжили танками. Будто нападающие заранее знали, где находятся далеко отстоящие друг от друга орудия. Легкие, которым при лобовом столкновении с танками Т-34 все равно было нечего делать, были просто-напросто расплющены в лепешку вместе с расчетами, если, конечно, те не успели, словно мыши, нырнуть в укрытие. Лейтенант отыскал свою фуражку. Неподалеку от свежего могильного холмика с крестом из толстых осинок. Может, под ним лежали те, кто погиб этой ночью, кто был застигнут бомбами. Лейтенант надел на крест свою стальную каску. На внутреннем ремешке было написано его имя. Лейтенант барон Фуле фон Бакштерн. Я свою каску отбросил. В мешке для провизии у меня лежала фуражка. Я подумал про жестяной ящик с трехдневным довольствием для нашей батареи. Мы даже отрыли специальный окопчик для нашей жратвы. Окопчик был засыпан, но ящик сыскался. Он лежал в рюкзаке. Как положили, так и лежал.
Из тех пятерых, считая и меня, кому предназначалось это довольствие, нашлось трое. Мертвых. Лейтенант пошел туда, где располагался крестовидный окоп — командный пункт майора. Должно быть, прямо возле ларингофона ударила бомба, не исключено, что последняя. Не исключено, что перед самым началом танковой атаки. На прежнем месте не было теперь никакого окопа, а была неглубокая воронка. А из середины воронки торчала рука, холеная рука с длинными тонкими пальцами. Пальцы были скрючены, словно хотели что-то схватить. На безымянном было в одном месте светлое овальное пятно. Здесь, верно, был раньше массивный золотой перстень господина майора. Стильный был шпак, как заметил лейтенант. Он еще с того света требует свой лосьон. Испанская кожа, фирма Габсбург. Записной театрал, господин майор Канделар из Вены. Подтвердивший этот факт своей смертью. На перстне у него вроде была какая-то латинская надпись. «Ars mihi lex» — искусство — вот мой закон. Когда идешь на войну, подобные игрушки лучше оставлять дома, в комоде. В роду фон Бакштернов все мужчины подразделялись на две категории: солдаты и священники. Он, лейтенант, из числа несвященников. И посему постарается быть предельно кратким, произнося надгробную речь. Для начала он приказал мне обнажить голову, тогда как сам не снял измятую офицерскую фуражку. Затем он нагнулся и сказал: «Будешь у нас жить как фараон». И всунул граненый флакон с лосьоном для бритья в скрюченные пальцы уже застывшей, очень холеной руки. Сам лейтенант при этом представился мне каким-то злым духом, и я поторопился нахлобучить снятый по его приказу головной убор.
После чего этот смазливый дьявол предложил мне договор, согласно которому, если я, во-первых, поклянусь беспрекословно ему повиноваться, во-вторых, откажусь от каких бы то ни было посягательств на русскую летчицу, он, лейтенант, у меня на глазах разорвет протокол дознания. Оказавшись за линией фронта, он лично намерен податься на север. К себе на родину. В Ригу. Правда, прибалтийские страны заняли сейчас русские, но в самом недалеком будущем они снова провозгласят себя свободными, независимыми государствами. С американцами и англичанами все давно обговорено, и они обещали полную поддержку. Гитлер предал балтийских немцев. Поэтому он, лейтенант, более не считает себя связанным присягой по отношению к этому главнокомандующему. Коль скоро я готов принять эти условия и скрепить свою готовность мужской клятвой, он может прихватить меня с собой, если понадобится — хоть до Швеции.
Я полюбопытствовал, что же будет с летчицей. Лейтенант оскорбился. Неужели я не заметил: в лице этой летчицы мы имеем дело с офицером? Уж как-нибудь он сумеет по-офицерски обойтись с офицером. Младший лейтенант женского пола — самая подходящая кандидатура, чтобы засвидетельствовать его, лейтенанта, достойное поведение как в случае, если его план удастся, так и в случае неудачи.
Итак, мой лейтенант зачислил летчицу в свою касту. В интернационал всех офицеров. Вот как для него все было просто. Правда, он добавил, что эта дрянь при первой возможности сведет с нами счеты, если мы не будем следить за ней в оба. Но чем больше времени она проведет в обществе двух немцев, тем больше она будет обесчещена в глазах своих людей. Пройдет как максимум две недели, и она сама начнет бегать за нами как собачонка. Я в этом очень усомнился. Но свои сомнения оставил при себе. И снова лейтенант прочитал мои мысли. Должно быть, я был для него прост как букварь.