- Я верну, - пообещала Инга.
- Все так говорят, - грустно возразил волшебник. - Но потом почему-то забывают. Ведь забыть всегда легче.
Он исчез. А Инга увидела, что бордюр, по которому она шла, упирался прямо в стену дома. Вернее, взмывал вверх и уходил в распахнутое окно, лучившееся светом. Жаль только, что Инге он казался бледно-серым. А над домом по-прежнему сияли колючие блестки, сплетенные в созвездия.
Тянули Орел и Лебедь шеи длинные к заре нарождающейся. Опустила руку царскую Инге навстречу Кассиопея, обещая жизнь легкую, беспечную, праздниками, да фейерверками заполненную. Вот они, пальцы звездные, лишь коснись легонько, и утянут они тебя в неизведанные выси без всякого самолета. Все небо, все до единой звездочки качнутся и обернутся глубиной. Далеким океаном, у берега которого скользит меж невидимых камней капризная Южная Рыба. А глаз ее, Фомальгаут, смотрящий прямо на девочку белой жемчужиной, изливает легенды древние, душу разъедающие. Сверни только в сторону, как польется мягким голосом сказка страшная и прекрасная, не рассказанная еще никому. Сверни. Оставь бордюр. Пройдись по воде. Превратись в легкий ветер. Вспыхни новым созвездием на славу себе и всей вселенной.
Инга вонзила взгляд в серую полосу под ногами. Как ни заманчив зов звезд, они не заменят Инге то, что осталось там, куда хочется вернуться. Если Инга растечется холодным сиянием, стеклянноглазый выглянет из башни Замка Черных Облаков, и холодная улыбка кривой чертой разрежет лицо из белого мрамора.
Девочка, осторожно ступая по бетонным брускам, медленно набирала высоту. Теперь она чувствовала себя не летчицей, а канатоходкой Суок из книжки про трех толстяков. Трава, пышные кусты шиповника, лужи - все они остались далеко внизу. А окно сверкало совсем рядом.
Инга не заметила, как прошла сквозь него. Просто город исчез. Девочка стояла на небольшой полянке, окруженной высоченными ивами. Их удивительно огромные листья ростом с Ингу нервно чиркали по траве, которая тоже вымахала до невероятных размеров. Свет никуда не исчез. Только обернулся солнцем, лучи которого пронзали густую листву и ласково согревали девочку, прорвавшуюся сквозь долгую холодную ночь. Или Ингу грело чувство победы? Испытание триумфально завершилось. Небо не отторгло маленькую девочку, запутавшуюся в сложных проблемах большого мира. Но самое главное - он стоял на поляне. Он был совсем не такой, как у Зумки или Райланы. Монокрыло находилось над кабиной. Сама кабина не откидывалась колпаком, а имела дверку. Носовое колесо задорно выдавалось вперед. Шарик радиоантенны ярко отсвечивал в лучах раннего солнца. Нестерпимее всего сверкал киль, только руль направления чуть уклонялся в тень. Руль высоты наклонился к земле. Фюзеляж напоминал каплю, устремленную вперед и немного скошенную кабиной. Да еще радиатор нарушал снизу плавные очертания. Он появился - Ингин самолет. Не оставалось ни малейшего сомнения, кому он принадлежит.
А по фюзеляжу, от капота до стабилизатора, молнией протянулся ивовый лист.
Девочка вприпрыжку подскочила к самолету и нежно погладила металл, нагретый солнцем. Наверное, ей показалось, но изящная машина чуть дрогнула в ответ на ласковое прикосновение. Чудо техники терпеливо ждало, когда Инга удобно устроится в кресле и положит руки на штурвал. А потом пронесется над ивовой рощей в своем первом полете.
Глава двадцатая
Поиски
- Когда лучи солнца нальются кровью, когда багряное облако опустится к горизонту, когда прорастет ржавая цепь, а холм покроется желтыми сумеречными цветами. И стая светляков опустится на их листья. А противостоять нам будут тридцать три ворона и два дракона, - пробормотала Инга.
- Верно, - кивнула Райлана. Глаза ее озорно блестели, как солнечная дорожка на поверхности ручья.
- С "Когда" все ясно, - сказала Инга и жалобно вздохнула, - а вот с "Где" до сих пор одни непонятки.
- За "Где" не беспокойся, - жестко сказала Мария. - Это знают все, а если не знают, то уж чувствуют наверняка.
- Все, кроме меня, - пожала плечами Инга. - Домовые живут в домах, кикиморы на болоте, русалки в озере... Но мне никогда не рассказывали, где живут мальчики, у которых в глазах бутылочные осколки.
- В старых сараях, - отрывисто выдала Зумки.
- Вот уж никогда бы не подумала, - вырвалось у Инги.
- А никто не думает, - объяснила Мария. - Все это просто чувствуют и все. Есть любители лазанья по заброшенным домам, но сараев они сторонятся. Люди чувствуют, что на месте любого из них может оказаться Замок Черных Облаков, откуда нет обратного пути. Но никто не задумывается об этом. Если не думать о Замке, одной проблемой в жизни становится меньше.
- Но как узнать, какой из сараев оборачивается Замком Черных Облаков? спросила Инга.
- Мы это увидим, - ответила Мария. - Когда солнце касается Земли, все вещи мира приобретают истинное обличье.
- Значит, на восходе или закате! - просияла Инга.
- На закате, - отрезала Мария. - Во время восхода Замок Черных Облаков умудряется спрятаться за Солнцем, тогда как на закате он стоит между солнцем и нашим миром.
- Мы не успеем за время заката осмотреть все сараи, - из груди Инги извергся очередной вздох.
- У нас самолеты, - сказала Зумки. - Закат в наших руках.
- Как только солнце исчезнет за горизонтом, - пояснила Мария, - мы поднимемся чуть выше и снова его увидим. Тем не менее стоит поторопиться. С большой высоты Замок снова прикинется сараем.
Солнце еще только приближалось к крышам самых высоких домов, а четверка крошечных самолетов уже поднялась в воздух. Инге было удивительно сжимать в руках теплый штурвал, чуть подправляя курс. Перед глазами простиралось великое множество приборов с цифрами, истекающими фосфорным свечением.
Тоненькая стрелка указателя скорости подбиралась к шестидесяти. Может вы сочтете такую скорость не слишком значительной, но для миниатюрного самолета учебной эскадрильи, поверьте, это весьма прилично. Взор Инги скользнул по тахометру, перескочил на манометр и остановился на указателе запаса топлива. За расход горючего пока можно было не волноваться. Топливный бак перед вылетом заправили под завязку на запасной заброшенной базе. Убедившись, что на барабане компаса у светлой черты пританцовывает буква "W", девочка взглянула на то, что творилось за окнами.