Анохин в связи с этим приехал к начальнику Центрального аэроклуба генералу А. Ф. Коссу. К нему же пригласили командира вертолетного отряда ЦАКа Алексея Филипповича Шарова. Было решено, что вертолет Ми-1, пилотируемый Шаровым, должен забуксировать на высоту 700 м планер, в кабине которого находился Анохин. Планер своей носовой частью цеплялся к вертолету с помощью довольно короткого, 50-метрового, троса. Предполагалось, что над аэродромом вертолет уменьшит до нуля скорость поступательного движения. Анохин после этого должен был зависнуть со своим планером на тросе вертолета. Открыв замок в носовой части планера, он должен был отцепиться от троса, "посыпаться" на хвост, а затем опустить нос. Спикировав и набрав скорость, Анохин должен был выйти у самой земли в горизонтальный полет и приземлиться тут же на аэродроме. Этот "номер" предполагалось показать на воздушном празднике 1961 г. здесь же, в Тушине. Первый подъем, расцепка и приземление планера прошли вполне удачно. Дней через пять, приехав в Тушино для второго полета, Анохин предложил Шарову снизить высоту отцепки с 700 до 600 м. И на этот раз все сложилось удачно, хотя высоты для вывода из пикирования оставалось уже совсем немного. Прошло еще несколько дней, и перед следующим полетом Сергей Николаевич сказал Алексею Филипповичу: "Высота будет 500 метров!" Шаров, сам в прошлом боевой летчик, участник войны с Японией и Германией, был наслышан о знаменитом летчике-испытателе Анохине, знал о его мастерстве планериста. Но его охватили, как он сам рассказывал мне, "не то предчувствие, не то тревога". И он решил
все же несколько "перебрать" высоту -примерно до 540 м. После того, как вертолет завис, перестав подниматься, Анохин попытался отцепиться, но у него ничего не получилось - заел замок. Несмотря на работу мотора на полном газу, вертолет стал терять высоту - планер цельнометаллической конструкции был для него слишком тяжел. С
землей радиосвязью был связан только вертолет, но никаких команд не последовало. Решение, притом жизненно важное решение, надо было
принимать чрезвычайно быстро, не более чем за две-три секунды. В противном случае гибель Анохина стала бы неизбежной из-за недостатка высоты. «Вы представляете мое положение? - рассказывал Алексей Филиппович. - Высота уже менее 500 метров! Меня тянет вниз. КП молчит. Что делать? Мне нельзя было терять ни секунды. Я
решаю сбросить трос, чтобы он остался на планере. Как только натяжение троса ослабло после моей отцепки, сработала отцепка и у Анохина. Капроновый трос невероятным образом спружинил и, представляете, взлетел выше моего вертолета! Как он не попал мне на винт, не понимаю до сих пор. Я дернул ручку на себя, и трос пронесся вверх буквально в сантиметрах от концов лопастей винта. Если бы мы отцепились чуть позже, через секунду-две Анохину не хватило бы высоты для вывода планера, и он неизбежно погиб бы. Ему не доставало бы тех нескольких секунд, которых не оказалось у Гагарина с Серегиным, когда они погибли...
Возможно, - продолжал Шаров, - Анохин не успел бы даже перевернуться носом вниз - не то чтобы разогнаться. У меня волосы дыбом встали в этот момент. Можно себе представить состояние Анохина. Но, на мое счастью, как-то он сумел вывернуться и
вывести планер перед самой землей, буквально в нескольких метрах от нее. Меня бросило в дрожь от мысли, что с ним будет. Потому я, набрав скорость, рванулся за ним вниз и со страхом стал следить, что же он предпримет. Но, слава Богу, выведя машину, он спокойно ее посадил. Когда я сел, ко мне подбежал техник и восторжено сказал: "Как у вас здорово получилось! Для зрителей это будет потрясающий номер!" Он не представлял, какой ужас я испытал. Я поспешил к Сергею Николаевичу, помахавшему мне рукой, и увидел, что он приложил палец к губам: "Никому ни слова!" Я тут же отошел, а он спокойно что-то стал пояснять окружившим его людям. Об этой страшной ситуации он ничего не сказал. Он понимал, что начнутся какие-то обвинения - того, другого, какие-то расследования, и сознательно промолчал...
Месяца через три мы случайно встретились в Центральном научноисследовательском авиационном госпитале - ЦНИАГе. И там, на плановом медицинском обследовании, у нас были время и настроение в спокойной уже обстановке обсудить то, что произошло. Он сказал тогда: "Жизнь моя была настолько на волоске, что я до сих пор не могу понять, как я вывел машину... Если б ты меня не сбросил через несколько секунд, я бы погиб..." Никому об этом он так и не сказал. Представляете, если бы мы не расцепились - столь непредсказуемо и столь своевременно, - то он потянул бы и меня до самой земли, и мы бы разбились оба».
Номер Анохина и Шарова, на празднике 1961 г. в Тушине, отменили. Но навсегда в памяти Алексея Филипповича Сергей Николаевич запечатлелся не только как выдающийся, всеми уважаемый летчик, но и как удивительно вежливый, ласковый даже и вместе с тем мужественный и сдержанный человек.
Шаров пролетал 36 лет. И надо же такому случиться: из-за глаукомы остался с одним видящим глазом. "Вот так сошлось у нас с Анохиным, - говорил он. - После демобилизации в 1958 г. работал в Тушине, и 14 лет был здесь командиром отряда. Открывал парады, участвовал в праздниках в разных городах Союза, в основном уже на вертолетах. Готовил многих рекордсменов, в частности, знаменитую Татьяну Руссиян...».
В Тушине, после войны Шаров работал также рядом с Маргаритой Карловной Раценской и был, конечно, наслышан о ней. К тому времени она уже имела значительный международный авторитет в качестве председателя Всесоюзной планерной секции. Но за границу для работы в Международной планерной комиссии ее не выпускали, и вместо нее ездили другие. Это ее, в конце концов, возмутило, и она, понимая в чем дело, пошла "куда надо". В доме Анохиных не было принято обсуждать испытательные работы главы семьи, и она, если и знала многое о них, то не от него, а от его друзей, которыми дом был всегда полон. Поэтому она сказала своему кадровику: "Я знаю, что дело в моем муже, в его работе. Но если он трепач - увольте его! А если нет, то выпускайте меня" После этого никто никаких препятствий Раценской чинить не стал, и она объездила многие страны...
Но это случилось уже после страшной войны, в которой Анохин принял самое активное участие в необычном качестве - боевого планериста, командира планерной группы (с ноября 1941 г.) и командира звена летно-испытательного отряда ВДВ на Калининском фронте (с декабря 1941 г.).
Создание десантных планеров - одна из необычных, сложных и ярких страниц отечественной, да и мировой транспортной авиации. Впервые, по-видимому, смелая, хотя и естественная, мысль об использовании буксировки за самолетом для запуска в полет многоместного планера была высказана еще в середине 1920-х гг. у нас в стране. Первый практический опыт буксировок планера за самолетом был получен в самом начале 1930-х гг. инструкторами и курсантами Качинской школы военных летчиков. Инициатором работы в этом направлении был инструктор школы В. А. Степанченок. Но
осуществить буксировочный полет планера, созданного членами планерного кружка школы, впервые удалось не ему, а его более молодым товарищам по работе "на Каче", в частности, М. А.
Нюхтикову, ставшему вслед за своим "маяком" и кумиром Степанченком выдающимся летчиком-испытателем. В начале 1930-х гг., как уже говорилось, получила развитие идея буксировки на дальние расстояния воздушного поезда из нескольких планеров. В ее реализации участвовали лучшие планеристы того времени В. А. Степанченок, С. Н. Анохин, Д. А. Кошиц, В. Л. Расторгуев, Н. Я. Симонов, И. И.