Многие ученые и инженеры ЛИИ лично участвовали в испытательных полетах. Алексей Алексеевич Лапин в качестве ведущего инженера ЛИИ перед самым началом отечественной войны исследовал в полете с помощью шелковинок обтекание крыла самолета Пе-2. Вместе с ним в качестве оператора на Пе-2 летал будущий начальник ЛИИ А. Д. Миронов. Исследования показали тогда, что на значительных участках крыла обтекание было неблагоприятным.
Среди ведущих инженеров Лапин особо вспоминал Георгия Ивановича Пояркова, а также С. С. Юданова, М. И. Хейфеца, С. Б. Брена...
Естественно, что он хорошо знал и летчиков. Ю. К. Станкевич выделялся тем, что был, пожалуй, первым у нас летчиком, который умело совмещал интенсивную летную работу с активными научными исследованиями. Он мог слетать, а потом засесть за расчеты, обработку результатов испытательных полетов. Профессионализм летчика удачно сочетался в нем с интеллектом ученого и завидным трудолюбием.
Таким же отличным летчиком и очень добрым человеком был Корзинщиков. "Но высочайшей квалификацией обладал Громов, -считал Лапин. - Он был сдержан, малоразговорчив. Старший летчик ЦАГИ, он летал очень много и хорошо.". Особые воспоминания у Лапина - о Шиянове и Рыбко. Это естественно. Лапин знал Н. С. Рыбко так же хорошо и давно, как Шиянова. Рыбко начинал с того, что был на Ходынке в одно время парашютистом и укладчиком парашютов, а потом стал летать, и отлично летать. Ему не везло на земле. Еще в войну на своем мотоцикле - а у него была мощная американская "Индиана" -он "пересекся" с грузовиком и повредил ногу. А годы спустя, он вновь столкнулся с грузовиком - уже на автомобиле, и последствия были еще серьезнее.
Амет-хана Султана Лапин знал по-соседски, к тому же он был ведущим по цыбинским планерам ЛЛ 1 и ЛЛ 2. "Как летчик -отличный. И как человек - тоже отличный. Хороший, деликатный, стеснительный даже.", - так добро об Амет-хане говорили далеко не все, кто его знал. Приходилось слышать всякое, порою и резкое суждение о нем, без всякого желания его обосновать...
Степан Филиппович Машковский заметно отличался, как виделось Лапину, и от Анохина, и от Амет-хана. Несомненно, хороший летчик, он тоже был очень деликатным человеком. Но вместе с тем - гораздо более общительным, улыбчивым и словоохотливым, если не сказать больше...
И все же из всех летчиков Лапин выделял троих: Анохина, Галлая и Верникова. "Анохин был наиболее квалифицированным и
всесторонне подготовленным летчиком, - считал Лапин. - Он принимал участие в самых разных работах: и по самолету, и по его системам, в исследованиях устойчивости, управляемости, валежки, штопора. То же можно сказать о Галлае, высокоэрудированном, но порой чрезмерно осторожном человеке. Больше всего мне довелось работать с Верниковым. С ним было очень легко: он и помогал
формулировать задание, и дотошно его исполнял...".
Итак, в разгар войны Анохин попал в ЛИИ, в среду, необыкновенно богатую событиями, традициями, личностями.
(Некоторые из названных летчиков появились в ЛИИ после Анохина, некоторые - до него, но это мало что меняет). Не греша против истины, можно заметить, что Анохин попал в иной мир, на новую планету. Сергей Николаевич, к тому времени, когда стал штатным летчиком-испытателем ЛИИ, уже был знаком с институтом, поскольку примерно за год до того выполнил здесь одну из первых своих испытательных работ, которая впоследствии стала по праву, если и не самой важной, то уж, во всяком случае, одной из самых знаменитых. Анохин и позже провел немало экзотических, необычных испытаний. Но и среди них, пожалуй, эта работа, испытания "летающего танка", выделялась особо.
Один из тех, кто был рядом с Анохиным все годы их общей работы в ЛИИ, - это Петр Иванович Казьмин. Один из старейших сегодня летчиков-испытателей, он на удивление энергичен и практически ежедневно бывает на родном аэродроме. Казьмин, от которого редко кому из летчиков доставались лестные слова и даже слово, боготворил Анохина. Он говорил: "Сильных летчиков у нас было все же немало. Но объективно скажу: выше Анохина не было и нет. Он был не только неповторимым летчиком, очевидным талантом, он был милым человеком. Я до сих пор храню его поздравительные открытки. Он их присылал всегда. Даже когда мы жили в одном доме...".
По характеру Петр Иванович был прямой противоположностью мягкому, покладистому Сергею Николаевичу Анохину. Еще с детских лет его отличали строптивость, порой дерзость даже, и неуживчивость, которые никак не ослабли ни в войну, когда он резал правду-матку командирам и комиссарам, ни после войны, на испытательной работе, когда несправедливости никак, по его убеждению, не убавилось, как не убавилось начальства...
Под началом самого Казьмина в качестве командира отряда в ЛИИ были многие его друзья, и в их числе С. Н. Анохин. Анохин не стремился к постам и должностям. Начальство он почитал, никогда не конфликтовал с ним, но сам ни к какому руководству не рвался. Петр Иванович хорошо сознавал, что у Анохина было гораздо больше опыта - и житейского, и летного, сами за себя говорили работы, которые выполнил Сергей Николаевич. Тем приятнее было сознавать Казьмину, по его словам, что Анохин уважительно относился к нему и как к командиру...
А попал в ЛИИ Казьмин случайно. В 1944 г. после вынужденной посадки на аэродроме ЛИИ, он встретил там приятеля по аэроклубу Алексея Гринчика. И вот, по прошествии двух лет, демобилизовавшись, Казьмин вспомнил свою вынужденную посадку в ЛИИ и направился из Краскова, где жила его семья, к Гринчику. Гринчик встретил старого товарища приветливо, но попросил зайти недельки через две: он был занят со своей диссертацией, а, главное, - подготовкой к демонстрации самолетов правительству. Прийдя в назначенный день, Петр Иванович услышал, что Гринчик разбился...
После гибели Гринчика начались мытарства Казьмина. В то время он еще не знал, что в ЛИИ летчиками-испытателями работают его одноклассник Николай Адамович и другой товарищ по аэроклубу МАИ Саша Ефимов. Так что, лишенный поддержки, стал пробиваться в ЛИИ самостоятельно. Но не один. Вместе с ним коридоры начальства обивал его новый знакомый - как выяснилось, дважды Герой Советского Союза Амет-хан Султан. Амет-хан жил тогда с семьей в гостинице, и каждый день они встречались в приемной у Данилы Степановича Зосима в первом ангаре ЛИИ, куда тогда еще можно было пройти без пропуска. Старожилы ЛИИ уточняли, что охрана тогда была только на проходной. От самолетов прямо и беспрепятственно ходили на Москву-реку купаться. С соседнего Нового Села все, кто работал в ЛИИ, ходили на службу через аэродром. А как только кончилась война, в ЛИИ поставили двойную круговую охрану да плюс еще аэродромную -между проходной и ангарами. На летное поле и в ангары нельзя пройти без специальных штампов в пропусках. Но это, по-видимому, было несколько позже...
Данила Степанович Зосим до того, как поступить на работу в ЦАГИ, был токарем и фрезеровщиком на заводе. Это помогло ему по окончании МАИ стать и хорошим конструктором. Работая в ЦАГИ, Зосим без отрыва от производства не только окончил институт, но и освоил летное дело, став летчиком-испытателем.
В качестве начальника летной части ЛИИ Данила Степанович сменил А. Б. Юмашева, который, в свою очередь, унаследовал эту должность от знаменитого наставника первых летчиков-испытателей ЦАГИ И. Ф. Козлова. Зосим многое сделал для развития аэродрома ЛИИ и аэродромной техники института. В 1945 г. он возглавил вновь организованную в ЛИИ лабораторию авиационной медицины. На нее было возложено исследование средств аварийного покидания самолетов на большой скорости полета (более 600 км/ч) и на большой высоте, а также изучение переносимости больших, длительно действующих перегрузок и создание противоперегрузочных костюмов.
Зосим придавал большое значение воспитательной работе среди летчиков, но, будучи человеком открытым и прямолинейным, иногда, как казалось летчикам, перегибал палку. Зосим долгое время отказывал фронтовикам в своей поддержке. Амет-хану он выговаривал: "Образование слабоватое!" А Казьмину, инженеру-химику по образованию, говорил, что тот в 31 год - староват. Фронтовики не отступали, и Зосим сдался, дав обоим направление в Министерство. Там были свои коридоры и двери, и только после четырех месяцев "хождений по мукам", в самом начале февраля 1947 г. друзья